Сергей Белан: Ресурс Антихриста

— Проходите. Вам третий этаж, секция триста шесть.

Поднявшись на лифте, он оказался на площадке в форме квадрата. Прямо у огромного во всю стену окна стояла группа людей, в основном, в шортах и простецких майках. Обвешанные фотоаппаратами и видеокамерами, они лопотали между собой то ли по-фински, то ли по-шведски. Вдоль других стен шли двери с табличками и номерами. Каретников миновал иностранцев и, обогнув раскидистую пальму в лакированной кадке, сразу уткнулся в нужную дверь. Нажал кнопку переговорника и, услышав в ответ приятный женский голос, доложил о себе. Раздался щелчок запора, он открыл дверь и оказался в приемной.

Миловидная секретарша в белоснежной блузке, сидевшая за отделявшим ее от посетителей полукругом барьером, привстала и с дежурной улыбкой еще раз осведомилась:

— Вы — Валерий Дмитриевич?

— Абсолютно верно.

— Очень приятно, — ровным, словно записанным на автоответчик голосом, сообщила она. — Юлий Викентьевич ждет вас. Пожалуйста, по коридору и вторая дверь налево.

— Благодарю.

Офис Серебрянского даже при беглом взгляде производил солидное впечатление. Добротный пружинистый палас, на стенах с дорогими обоями зеркала, акварели, симпатичные цветы в горшочках. Не говоря уже о прекрасно обставленной приемной с ее компьютерами, новейшими средствами связи и мощным холодильником «Розенлев». Чувствовалось, что дизайн тут продумывался весьма тщательно и денег на это явно не пожалели. Скромная обстановка «Пикадора» на таком фоне выглядела бы просто убогой.

Серебрянский встретил его с широкой улыбкой, как самого дорогого гостя. Распахнув объятия, он шагнул ему навстречу и зачастил:

— Ну, здравствуй, Валерик, здравствуй. Рад видеть, очень рад. Ругать тебя буду, да-да еще как буду. Долго не объявлялся, забывать стал, а? Эх, молодежь, нельзя со стариками так, и вы от этого не уйдете…

— Это вы-то старик? Ох, Юлий Викентьевич… Да вам еще горы воротить по плечу.

Они обменялись крепким мужским рукопожатием. Серебрянский был в кабинете не один, кроме него там еще находился тучный лысый мужчина. Его крупная голова при фактическом отсутствии шеи производила впечатление торчащей из грядки репы. Высокий лоб усыпан бисером испарины, невыразительные рыбьи глазки в обрамлении белесоватых ресниц смотрели холодно, не мигая, точно это были и не глаза, а так, две пуговицы. По-отечески похлопывая Каретникова по плечу, Серебрянский подвел его к толстяку и представил:

— Каретников Валерий Дмитриевич, сын моего старинного друга, потомственный моряк, механик от бога. Мы с его отцом на ролкерах на Черном море в семидесятых капитанили. Молодые еще были, да в Одессе! Эх, да что там говорить…

Каретников протянул руку, мужчина пожал ее и коротко представился:

— Ласманис.

— Оскар Адольфович всегда скромничает, — заметил Серебрянский, кивая на толстяка. — А он мой зам по оперативным вопросам, моя, можно сказать, правая рука, человек вездесущий и разносторонний, без преувеличения скажу — палочка-выручалочка всей нашей фирмы.

«Вот уж никак бы не подумал», — отметил про себя Каретников, ибо внешний облик соратника Серебрянского как-то не вязался с его характеристикой.

Покончив с формальностями, Юлий Викентьевич усадил гостя и, открыв дверцу встроенного в стену бара, спросил:

— Что будем пить, господа — «смирновочку», джин с тоником, что-то полегче?

— Мне полегче, — попросил Каретников. — От жары этой и так котелок плохо варит, а у меня разговор к вам, Юлий Викентьевич, притом очень непростой.

— Что ж, раз так — настаивать не буду, — сказал Серебрянский. — Могу предложить легкое французское вино. Устроит?

— Вполне, — ответил Каретников.

— Ну а мы с Адольфовичем по коньячку.

Серебрянский поставил на стол бутылки, рюмочки, разломил на блюдечке большую плитку шоколада:

— Пардон, как говорится, за скромную сервировочку, но у нас не банкет, деловая встреча. Ну, Валерик, со свиданьицем!

Чокнулись, выпили.

— Ну, что у нас на душе, Валерий Дмитриевич, выкладывай. Если проблемы какие — попробуем разобраться, чем сможем — поможем. Так, Оскар Адольфович?

Толстяк важно причмокнул и сделал подтверждающий жест, какие, мол, вопросы.

— Видите ли, Юлий Викентьевич, — замялся Каретников, потирая подбородок, — дело, по которому я пришел…

— Говори смело, — ободрил его Серебрянский, — здесь чужих нет.

— Я нисколько не сомневаюсь, — тихо, но твердо произнес Каретников, — но случай тут особый и, если б разговор касался только меня…