Гелий Рябов - Приведен в исполнение...

Шавров старательно жевал, и, не дождавшись ответа, бандит продолжал:

— Простой вывод, Сергей Иванович… Самое позднее — в шесть утра Жгутикова найдут и пойдет шухер. Так что вы решайте — с нами вы или против, «про» или «контра», так сказать…

— Странная игра слов… — Шавров придвинул к себе заливное. — Если «контра», то не контра…

— А если не контра — Зиновий отвезет вас на Ваганьково. Так что же?

— Ладно. Скажу «про» и стану контрой. Тяжелы девять грамм, не снесу…

— Да будет вам… На пустом ведь заблудились. — Анатолий Кузьмич разложил на скатерти несколько накладных. — Узнаете?

— Допустим.

— Значит, признаете, что вручили мне сегодня триста ящиков воблы, предназначенной рабочим Прохоровской мануфактуры?

— Трехгорной.

— Прохоровской. Я вам уже объяснял, что это одно и то же. Так вот: вместо голодных рабочих и не менее голодных членов их семей эту воблу сожрут, запивая водочкой, отбросы общества.

— Накладные поддельные.

— Вы этот довод собираетесь привести следователю трибунала? То-то же… В случае чего наш человек покажет на допросе, что вы действовали по его приказу, другими словами — что вы наш агент. Подумайте, сможете ли вы опровергнуть это…

— Неужели кто-то из вас захочет добровольно скончаться? Только чтобы мне навредить?

— Я сказал: в случае чего… — посуровел Анатолий Кузьмич. — Умирать будем все вместе, если вам от этого легче… — Он подошел к стене и отодвинул штору. Шавров увидел дверцу небольшого сейфа, вделанного прямо в стену. — Это не сейф, — объяснил Анатолий Кузьмич. — Вернее, не только сейф… — Он взял у Зиновия связку ключей и, отыскав нужный, открыл дверцу. — Это окно в зал, — улыбнулся он. — Прежние владельцы заведения наблюдали отсюда за клиентами. Отсюда много можно увидеть…

— Пинкертоновщина… — хмыкнул Шавров. — Что вы мне голову морочите…

— Сергей Иванович, — хмуро начал бандит, — я хорошо понимаю, что если вы станете работать на чистом страхе — много вы не наработаете. И я поставил перед собой задачу: убедить вас в том, что дело, которому вы служили оружием на фронте, а теперь служите пером и чернилом в НКПС, — провалилось безнадежно и безвозвратно!

— Бросьте, — вяло махнул рукой Шавров, ошеломленно отметив про себя, что Анатолий Кузьмич знает про НКПС. — Дешевка все это.

— Отнюдь. — Анатолий Кузьмич распахнул дверцу сейфа шире.

Движимый каким-то болезненным любопытством, Шавров подошел. В глубине и в самом деле светилось окно, сквозь которое хорошо был виден зал. Один из посетителей в защитном френче и щегольских крагах бутылками заливисто хохотал в обществе трех размалеванных женщин. Стол был обильно уставлен самой изысканной едой.

— Это товарищ Алабин, из фининспекции, — прокомментировал Анатолий Кузьмич. — А его подружек вы завтра можете найти у Менабде, в Леонтьевском. Там биржа проституток. А правее, через два столика — Катышев, из торговли, рядом — Муромцева, она инспектор Наркомпроса. Все это представители вашей власти. Разложившиеся. Хотите — могу показать еще?

— Не трудитесь… Я допускаю, что весь этот зал состоит из подонков и гнилых перерожденцев. Только при чем здесь революция и советская власть? Этих… мы расстреляем рано или поздно, а смысл нашей борьбы останется прежним, вы же умный человек.

— Наверное… — Анатолий Кузьмич задумался. — Понимаете, вы ошибочно считаете, что всех этих подонков и гнилых перерожденцев, как вы изволили выразиться, произвели на свет жадность, слабоволие и трусость. — Он остро взглянул и добавил с ухмылкой: — В чем вы, уважаемый товарищ, вот уже битый час обвиняете и себя… Угадал? Ну, не сердитесь, не вспыхивайте, порох вы этакий, жадность, конечно, к вам не относится… Я о другом. Вы когда-нибудь задумывались над тем, что все эти люди, даже самые молодые, сформировались в старом обществе? У них в крови разного рода привычки, а это, согласитесь, — сила! Они наполнены пережитками, хотя, конечно, выражение это очень неточное. А вы хотите под революционный оркестр, за пять минут, вывернуть души людей, выполоскать их и сделать новыми. Не получится…

— Вы говорите о дураках и фразерах. Они есть, их много, они мешают нам и невольно помогают вам. Ну и что? Авторитетные люди из нашей среды знают это и предостерегают от этого. Я читал: гроб старого общества стоит в нашей комнате и заражает и разлагает. Сейчас меня, например. Пусть. Я ничего не решаю. Умру — сто других на мое место встанут.

— Встанут, конечно, — вмешался Зиновий. — Да вам-то какая корысть? Вы-то гнить будете. Истлевать… Да по мне — хоть потоп после меня. — Он вытащил из кармана огромный бумажник и разложил пред Шавровым какие-то документы. На первом стояла подпись Дзержинского, Шавров хорошо знал ее — видел в НКПС.