Иван Сербин - Троянский конь

Третьим из подъезда вынесли Степана. Он был в сознании, но лежал с закрытыми глазами, стонал страшно, от живота.

— Морфин ему сделали? — кричал кто-то. — Морфин ему вколите. Кто делал? Кто? Сделай еще один!

Тут же крутились опера из местного отделения. Уважительно крутились. Кате очень помогло ее удостоверение. К «своим» всегда относятся с доверием. С нее сняли показания. Да, она пришла вместе с Дмитрием Вячеславовичем Мало. Да, тот человек, Смольный, начал стрелять первым. Нет, она не знает, как он попал в квартиру. Нет, оружия у Дмитрия Вячеславовича не было. Нет, он не бандит и к криминальному миру никакого отношения не имеет. Он — кинопродюсер. Нет, она не знает, за что гражданин Смолянов мог стрелять в Дмитрия Вячеславовича. Куча никчемных вопросов.

Катя отвернулась. Спиной к дому, лицом к набережной. Воя сиреной, отваливали «скорые». И только машина, увозящая тело Смольного, уехала тихо. Сзади подошел Вячеслав Аркадьевич. Постоял за спиной, спросил:

— Екатерина Михайловна, сигаретой не угостите?

Катя молча достала из куртки пачку, протянула. Мало-старший выудил сигарету, прикурил, закашлялся.

— Давно не курил, — сказал он, глядя на мерцающую в свете фонарей гладь Москвы-реки. — Дима про вас рассказывал.

— Дима говорил, что я работаю в милиции? — жестко спросила Катя.

— Говорил, — кивнул Мало-старший.

— Вас это не смутило?

— А почему меня это должно было смутить? У Димы своя жизнь.

— Не совсем, как видите, — сказала жестко Катя.

— Да. Иногда такое случается, — вздохнул Вячеслав Аркадьевич. Он выглядел подавленным. — Пойдемте, я отвезу вас домой.

— Я хочу поехать в больницу.

— Не стоит, — покачал головой Вячеслав Аркадьевич. — Вас все равно не пустят. В реанимацию не пускают, пока состояние не стабилизируется. Я буду держать вас в курсе дела. Как только врачи разрешат навестить Диму, я сразу скажу, даю слово. Он будет рад, если вы приедете.

Вячеслав Аркадьевич говорил так, словно был стопроцентно уверен в том, что оба его сына выживут. Но Катя-то слышала, как один фельдшер сказал другому, кивнув на Диму: «Этот стопроцентно не жилец».

Катя глубоко затянулась.

— Это сделали те же люди?

Мало-старший кивнул.

— Екатерина Михайловна, вам не стоит вмешиваться. Я сам с ними разберусь.

— Нет, — жестко ответила Катя. — Дима бы этого не одобрил. Полагаю, ему не составило бы труда самому разобраться со Смольным. Да и с Козельцевым, наверное, тоже. Но он этого не сделал. Как вы думаете, почему?

Вячеслав Аркадьевич задумался, наконец кивнул:

— Возможно, вы правы. Но теперь это стало моим семейным делом.

— Это стало и моим делом, — ответила Катя и посмотрела Мало-старшему в глаза. — Ваш сын за вас получил четыре пули. А мне и моей дочери он спас жизнь. Если бы не Дима, эти четыре пули достались бы нам.

— Вы уверены в том, что хотите это сделать? — спросил Вячеслав Аркадьевич.

— Уверена.

— Вам скорее всего придется уйти из органов. Покровители Козельцева постараются лишить вас любой возможности наступить им на хвост.

— Я не собираюсь наступать на хвост им. Я хочу достать Козельцева, — упрямо ответила Катя. — И я это сделаю, чего бы мне этого ни стоило.

— Хорошо. — Мало-старший бросил окурок на асфальт, раздавил носком туфли. — Дима вам доверял. Не вижу причин, почему бы и мне не доверять вам. В городе говорят, что вы «честный мент». — Он выдержал паузу. — Мне удалось кое-что выяснить о Козельцеве. Я не собирался вмешиваться в это дело, но Дима решил по-другому.

— Что именно вам удалось узнать?

— Две вещи. Во-первых, Козельцев собирается продать за бугор три миниатюры голландских мастеров пятнадцатого века. Второе — по заказу Козельцева из городского музея Энска совершено похищение картины. «Спящей Данаи» Рембрандта.

— Вы можете это доказать?

— Нет, конечно. Я просто доверяю своим источникам информации. Как вы доверяете своим, — ответил Малостарший. — «Даная» была похищена вчера ночью. Голландцев он собирается взять на аукционе. Сложность ситуации заключается в том, что мне неизвестно, когда и как Козельцев планирует продать голландцев. Можно еще сигарету?

— Пожалуйста.

Катя протянула пачку. Заодно закурила сама.

— Если взять его раньше, он от всего открестится, — продолжал Вячеслав Аркадьевич, глубоко затягиваясь. — И заодно даст знать людям, похитившим «Данаю», чтобы те залегли на дно. Чтобы доказать причастность Козельцева, нужно позволить ему отдать голландцев. Потом его можно будет арестовать. Похитители Рембрандта не будут знать, что произошло, и, возможно, раскроют себя. Но… голландцев мы скорее всего потеряем. Как видите, выбор невелик. Либо вы арестуете Козельцева, примирившись с потерей голландцев, либо оставьте это дело мне. Я разберусь с этим человеком своими методами.