Марио Пьюзо - Дураки умирают

Пусть это и покажется странным, но Озано не питал особых иллюзий насчет своей внешности, своего обаяния. Одевался он хорошо и со вкусом, тратил на одежду немалые деньги, однако на физической привлекательности это не сказывалось. Лицо у него было костлявое, глаза — светло-зеленые, как у змеи. Но он обнаружил, что бьющая через край энергия действует на всех людей магнетически. И действительно, большая часть его славы зиждилась не на литературных произведениях, а на личностных характеристиках, особенно живом, цепком уме, который привлекал как женщин, так и мужчин.

Но женщины просто сходили по нему с ума: умненькие выпускницы колледжей, начитанные матроны, активистки феминистского движения, которые честили его почем зря, а потом так и норовили проскользнуть к нему в постель. Озано, в свою очередь, обожал посвящать свои книги женщинам.

Мне никогда не нравились книги Озано, поэтому я полагал, что и он сам мне не покажется. Потому что именно в книгах проявляется характер автора. Но в данном случае это правило не сработало. В конце концов, есть сострадательные врачи, любопытные учителя, честные адвокаты, идеалисты-политики, добродетельные женщины, психически нормальные актеры, мудрые писатели. Что же касается Озано, несмотря на его непрерывную охоту на женщин, несмотря на его книги, в жизни он оказался отличным парнем, с которым приятно провести время и которого интересно слушать, даже когда он говорит о своем творчестве.

Так или иначе, правил он целой империей. Два секретаря. Двадцать штатных рецензентов. Огромное количество критиков, работавших по договорам, от писателей первого ряда до голодающих поэтов, неудачников-романистов, колледжских профессоров и продвинутых интеллектуалов. Озано всех использовал и всех ненавидел. Книжным обозрением он руководил как маньяк.

Первая страница воскресного издания — лакомый кусок для любого автора. Озано это понимал. Его книги автоматически попадали на первую страницу во всех книжных обозрениях страны. Но он ненавидел большинство беллетристов, завидовал им. И отдавал первую страницу биографии Наполеона или Екатерины Великой, написанной каким-нибудь профессором. И книга, и рецензия были нечитабельными, но Озано млел от счастья. Этим он выводил из себя всех.

При нашей первой встрече Озано сделал все, чтобы максимально точно соответствовать литературному имиджу, который он создал, всем сплетням и слухам, которые ходили о нем. С присущей ему энергией он играл роль великого писателя. И, надо отметить, у него получалось.

Я приехал в Хэмптонс, где пятидесятилетний Озано снимал летний дом, и нашел его в окружении шести детей от четырех разных жен. Тогда он еще не успел жениться в пятый, шестой и седьмой раз. Он встретил меня в длинных синих теннисных брюках и теннисном же пиджаке, пошитом так, чтобы скрыть пивной животик Озано. Он гордо вскидывал подбородок, как и полагалось будущему лауреату Нобелевской премии. Несмотря на змеиные глазки, принял он меня очень приветливо. Поскольку он возглавлял самое влиятельное книжное обозрение, все журналисты обычно вылизывали ему задницу. Он не подозревал, что я намерен разнести его в пух и прах, потому что был писателем-неудачником, первый роман которого не принес денег, а второй продвигался очень уж тяжело. Действительно, он написал один отличный роман. Но все прочие его книги не стоили и выеденного яйца, о чем я и собирался поведать миру, если б мне разрешил редактор «Эвридей лайф».

Материал я написал и размазал Озано по стенке. Но Эдди Лансер его зарубил. Они хотели заказать Озано большую политическую статью, поэтому не имело смысла портить ему настроение. Так что день я потерял зря. Правда, потом выяснилось обратное. Два года спустя Озано нашел меня и предложил должность своего заместителя в новом большом литературном обозрении. Озано меня запомнил, прочитал статью, которую я подготовил для журнала, и ему понравилась моя смелость. Прежде всего потому, сказал он мне, что я сам хороший писатель и выделил те аспекты его работы, которыми он гордился.

Тот первый день мы провели в саду, наблюдая, как его дети играют в теннис. Я должен сразу сказать, что он любил своих детей и прекрасно с ними ладил. Возможно, потому, что во многом сам оставался ребенком. Я завел разговор о женщинах, движении феминисток и сексе. Он с радостью ухватился за эти темы. Я слушал его с удовольствием. Хотя в своих книгах Озано чуть ли не проповедовал свободную любовь, в частной беседе он больше напоминал техасского шовиниста. Говоря о любви, он сказал, что сразу переставал ревновать жену, как только влюблялся в кого-либо. А потом с важностью изрек: «В любой момент времени ни один мужчина не имеет права ревновать больше чем одну женщину… если только он не пуэрториканец». Он чувствовал, что может отпускать шуточки насчет пуэрториканцев, потому что в расизме его не упрекали никогда.