Марио Пьюзо - Дураки умирают

И как я мог говорить, что он был неудачником, если его достижения многократно превосходили мои? Я помнил, какое испытал изумление, когда, проглядев его бумаги, так и не смог обнаружить следов работы над великим романом. Я просто не мог заставить себя поверить, что он великий мошенник, что все эти годы он лишь создавал видимость, будто пишет роман, что от него остались никому не нужные записки. Но теперь я осознал, что на первых книгах он сгорел дотла. А все остальное обратил в шутку. Которая забавляла его и приносила много денег.

Он написал прекрасную прозу, выдвинул идеи, которыми руководствовалось современное ему поколение, но ему нравилась роль негодяя. Я прочитал все его заметки. На длинных желтых листах. Прекрасные заметки. Но ни о чем.

Архив Озано заставил меня задуматься о себе. О том, что я написал смертные книги, которым не суждено остаться в вечности. Менее удачливый, чем Озано, я пытался жить без иллюзий и риска. Я не обладал его любовью к жизни и его верой в жизнь. Я вспомнил, как Озано говорил о том, что жизнь всегда пыталась надуть его. Может, поэтому он жил так отчаянно, так яростно противостоял всем ударам и унижениям.

Давным-давно Джордан нажал на курок пистолета, приставленного к голове. Озано прожил полнокровную жизнь и ушел, когда другого выхода просто не было. А я, я пытался исчезнуть, надев магический колпак. Я подумал еще об одной фразе Озано: «Жизнь всегда путается под ногами». И я знал, о чем он. Мир для писателя — один из тех бледных призраков, которые с возрастом становятся все бледнее и бледнее. Может, по этой причине Озано и перестал писать.

За окнами моего кабинета валил снег. Белизна покрыла серые голые ветки деревьев, коричневую землю и зеленую траву лужайки. Будь я сентиментален, наверное, я бы без труда разглядел в падающих снежинках улыбающиеся лица Арти и Озано. Но я отказывался их увидеть. Я не испытывал ни ностальгии, ни жалости к себе. Я мог прожить без них. Их смерть не подорвала мою веру в себя, хотя, возможно, они на это и надеялись.

Нет, в своем кабинете я чувствовал себя в полной безопасности. Тепло и уютно. Завывающий ветер, бросающий снежинки в окно, не мог добраться до меня. Я не собирался покидать мое надежное убежище, во всяком случае, этой зимой.

Дороги покрыл лед, мою машину могло занести, я мог погибнуть в аварии. Простудные заболевания могли привести к воспалению мозга. А сколько бесчисленных опасностей, помимо смерти, таилось за стенами моего дома. И я знал, что шпионы смерти могут проникнуть в мой дом и даже в мой мозг. И строил против них оборонительные редуты.

На стенах моего кабинета я развесил графики. Графики моей работы, моего спасения, моей брони. Я готовил материалы к роману о Римской империи, чтобы укрыться в прошлом. Я готовил материалы к роману о двадцать пятом столетии, на случай, если у меня возникнет желание сбежать в будущее. Сотни книг лежали вокруг, чтобы загрузить мозги чтением.

Я пододвинул большое мягкое кресло к окну, чтобы с удобствами наблюдать за падающим снегом. Зазвенел звонок, кнопка которого находилась в кухне. Обед готов. Моя семья ждала меня — жена и дети. Что будет с ними после моего ухода? Я наблюдал за падающим снегом. Если не буран, то точно метель. Звонок не умолкал. Будь я живым, я бы встал и спустился вниз, в ярко освещенную столовую, чтобы отменно отобедать. Я смотрел на снег. Звонок звенел.

Я сверился с графиком работы. Я написал первую главу романа о Римской империи и десять страниц заметок для романа о двадцать пятом столетии. В эту минуту я решил, что буду писать о будущем.

Вновь раздалась долгая и настойчивая трель звонка. Я запер дверь кабинета и спустился вниз, в столовую, и, войдя, облегченно вздохнул.

Все на месте. Дети, которые уже выросли и скоро разъедутся. Валери, такая красивая, в домашнем платье и фартуке, с собранными на затылке в узел каштановыми волосами. Она раскраснелась, может, от жара плиты, а может, от предвкушения встречи со своим любовником? Возможно ли такое? Мне этого знать не дано. Но в любом случае от жизни стоит отгораживаться.

Я сел во главе стола. Пошутил с детьми. Поел. Улыбнулся Валери и похвалил приготовленные ею блюда. Я знал, что после обеда я вернусь в свой кабинет, чтобы работать и жить.

Озано, Маломар, Арти, Джордан, мне вас недостает. Но вы не сможете сломать меня. А вот мои самые близкие, собравшиеся за этим столом, смогут — вот о чем мне надо тревожиться.

Во время обеда позвонил Калли. Попросил встретить его в аэропорту на следующий день. В Нью-Йорк он собрался по делам. Прошло больше года с тех пор, как я говорил с ним в последний раз, и по голосу я понял, что у него неприятности.