Владимир Колычев - Не верю в доброту братвы

Адвокат не давал никаких гарантий. В советское время, говорил он, никакая экспертиза ему бы не помогла. Получил бы как минимум пятнадцать лет, а то и к смертной казни приговорили бы.

Но все-таки он взялся за дело, подмазал кого надо деньгами, потому и получил нужное заключение. А с деньгами Глебу помогла Оксана. Через Герасима их выбила. Ведь он же, как-никак, человек из его системы.

Не будь Оксаны, Герасим бы и разговаривать с ним не стал. Еще бы и заказ на него сделал, а в тюрьме убить человека проще простого. Спрашивать ведь было за кого. Как ни крути, а Сева считался не последним человеком в банде Герасима. Но Оксана ему все объяснила, он понял, что Глеб ни в чем не виноват и снял с него все претензии. Даже уважение проявил: мол, не каждый мужик способен взять на себя «мокрое» за свою бабу…

Не трогала Глеба братва, и до суда он спокойно дожил, и на этап ушел без проблем. А Нине всыпали под хвост. Нет, никто ее и пальцем не тронул, но на суде адвокат красочно расписал, какая она дрянь, и убедил судью, что Глеб страдал из-за ее измен. Так было нужно, иначе бы суд не признал убийство в состоянии аффекта. Так было нужно, но Нину опозорили на весь город.

Правда, судья не очень-то проникся этой историей и влепил Глебу три года, хотя мог бы дать и меньше.

Осудили его в марте, а в середине апреля он был уже в зоне. Четыре дня в карантине, затем барак. Колония общего режима, условия здесь, если верить бывалым, вполне сносные, не то что на «строгаче». И общежитие здесь напоминало солдатскую казарму. Койки двухъярусные, тумбочки, цветы в горшочках, занавесочки, ковровые дорожки в проходах, умывальник, сортиры, бытовка и даже комната отдыха типа «красного уголка».

Был здесь еще и блатной уголок. Народ на работах, а какие-то типы в черных робах чифирь в дальнем углу барака гоняют. Но Глеба это не должно колыхать. Что в тюрьме, что в зоне – каждый за себя.

И очень жаль, что это дошло до него только сейчас. Зря он ее вину на себя взял. Ох и зря. Сидел бы сейчас в своем кабинете, пил бы кофе…

– К лесу передом, к братве задом, да? – послышалось за спиной.

Глеб так задумался, глядя в окно, что не заметил, как кто-то подошел к нему.

Он встрепенулся, повернулся на голос и увидел мордастого бугая исполинского роста. Рядом с ним стоял парень примерно такой же, как у Глеба, комплекции. Вроде бы рослый, плечистый, а по сравнению с мордоворотом смотрелся недомерком.

– Так лес далеко, – стараясь сохранять спокойствие, со сдержанной улыбкой ответил он.

Жилая зона была обнесена забором, за ним возвышался административный корпус, за которым виднелась главная ограда, вышки с часовыми. Еще дальше тянулось заснеженное с прогалинами поле, Глеб видел его, когда ехал сюда. И только за полем начинался лес, полоска которого темнела на фоне серого, как сама жизнь, неба.

– Зато братва близко, – ухмыльнулся громила.

– Ну так чему бывать, того не миновать, – пожал плечами Глеб.

– А чего не миновать? – спросил бугай, приблизив к нему свое фурункулезное лицо.

– Три года здесь париться.

– Парятся в бане. Ты что, в баню зовешь меня, красавчик?

– С чего бы это?

– Ну вдруг я тебе понравился.

– Понравился, понравился, – ухмыльнулся стоящий с громилой парень. И у этого рожа дефективная, как будто пьяный скульптор ее лепил.

Нет, с исполином Глеб ничего не сделает, лучше с ним вообще не начинать. А вот с его дружком он справиться может. Полной уверенности в том нет, но и стоять с опущенными руками тоже нельзя…

– Я не понял, а ты чего в чужой разговор лезешь? – резко взглянул он на дефективного. – Я тебе слово давал?

– А не надо мне слова давать… – мотнул головой парень.

Струхнул он. Виду старался не подавать, но на своего могучего дружка покосился в поисках поддержки. Но исполин занял выжидательную позицию. Скучно ему здесь, а тут вдруг зрелищем запахло.

– Как это не надо? Ты за меня ответил! А я разрешал тебе за себя отвечать? – учуяв слабину противника, разошелся Глеб.

– Слышь, ты беса не гони!

Дефективный понял, что ему самому придется «держать базар», поэтому постарался взять себя в руки. Сдавать назад уже нельзя. Никому из них нельзя. В зоне малодушия не прощают. Физическую слабость могут простить, а трусость – ни за что.

– Я не слышу ответа на свой вопрос! – напирал Глеб. – Я тебе слово давал, да или нет?

– Не, Вагон, ты видал, как баклан разухарился! – крутнул шеей дефективный, сигнализируя о серьезности своих намерений.