Владимир Капитонов - Подранок — ответный удар

— Кирилл, мне известно, что ты мазу тянешь за Стрельцова. По-твоему он достоин чина воровского генерала? — Рассматривая со всех сторон нанизанный на вилку гриб, будничным тоном спросил Лис.

Барон аж куском селёдки поперхнулся. Театрально, конечно. Что сразу же просёк проницательный Вор. И внутреннее напряжение Бронского ему давно передалось. Чуял Лис неладное. Ох, неладное. Но внешне ничем себя не выдавал.

— Ты хочешь сказать, что я за недостойного своё слово скажу! — наигранно вспылил Кирилл Андреевич.

— Нет, что ты, — миротворчески скрестил руки на груди Липатов. — Твоё слово, сам знаешь, что значит. Просто говорят о нём многое. Не мне тебе говорить, что его не губернатором каким-нибудь выбирают. Кристально чист человек должен быть.

— Рома, ты ведь знаешь, что я за свой базар всегда отвечаю?

— Знаю.

— Так вот, спросят — отвечу.

— Ладно, давай закроем эту тему и выпьем ещё по маленькой, — предложил Лис.

— Наливай.

Хорошая водка, идеально очищенная. И закуска добротная, всё свежее. Но не шла еда и выпивка в горло Бронскому. Всё комом вставало. Загривком чуял он крадущуюся за ним погибель.

— Ты долго ещё здесь пробудешь? — задал совсем неожиданный вопрос Кирилл Андреевич.

— Побуду, — неопределённо ответил Лис.

— Тогда ещё поболтаем в другой раз. Что-то разболелся я. — Барон помассировал пальцами свои виски.

— Конечно. Звони, если понадоблюсь. — Роман Липатов выложил на стол визитную карточку гостиницы, которую в качестве «обязаловки» вручил ему вместе с ключами ещё в первый день портье.

Бронский сунул закатанныё в пластик прямоугольник бумаги с красиво выполненным текстом в нагрудной карман своего пиджака.

Вышли на улицу.

— Тебя подкинуть, — Кирилл Андреевич кивнул на поджидающий у входа джип.

— Я пешком прогуляюсь, — безобидно отказал Лис.

На этом кореша и расстались.

«Эх, надо было Лису устроить внезапный сердечный приступ, — уже в машине мелькнула в голове Кирилла Андреевича запоздалая мысль. — Мало ли какая болезнь к людям прицепиться может… А может, и не надо было…. А, чёрт с ним! Чему быть, того не миновать».

После «ареста» Кочанова атмосфера вокруг нового гробовых дел мастера (за неимением лучшего специалиста вакансию заполнил ученик повязанного «органами» «преступника», оставив своё место свободным) накалилась. Братья Салкины, неизвестно по каким причинам вдруг проникшиеся глубоким уважением к Кочанову, хотя ранее этого так ярко не выражали, стали наперебой недвусмысленно намекать Громову, что, дескать, не свяжись с ним Виктор, работал бы он сейчас у верстака, а не парился на вонючих нарах. Может, слыхали что краем уха, может, о чём догадывались, а может, просто накопившееся зло своей неудавшейся жизни на нём срывали. Стас не обращал на эти тяжелобольные существа никакого внимания. Иван Григорьевич Пухляков ужесточил надзор над своим новым гробовщиком через молчаливого, но от этого не менее опасного в плане стукачества Титу. Госпожа Блюхтер разблокировалась и при, будто нарочно участившихся встречах со Стасом просто хамила ему и безбожно сквернословила. Одним словом, чехарда вокруг сплошная, да и только.

Надо отдать должное нервной системе Стаса. Он думал только о деле. Всегда и при любых обстоятельствах. Следующий опасный этап — персональный визит к самому Барону — решил не откладывать. И пошёл бы. Вот только случай расконсервировал законсервированную той ночью на кладбище мысль. Тоже небезопасную…

Ранним утром выбранного Стасом дня посещения офиса господина Бронского ещё запертые изнутри ворота похоронной конторы облепили шумные цыгане. Утро для Громова было концом ночного дежурства по охране территории фирмы. Ему и пришлось сдерживать натиск возбуждённой до предела вольной орды. Представителей свободолюбивой и беспредельной нации было не меньше двадцати. В большинстве своём закутанное в разноцветные тряпки визгливое бабьё, от разноголосия которого Стас едва не оглох. Он неоднократно пытался выяснить, что конкретно им нужно. Но на все его вопросы бабы всегда выкрикивали одно и тоже:

— Открывай ворота, скотина паршивая!

Вероятнее всего — это было единственное, что они хорошо знали на русском языке. В конце концов, не выдержал и уставший за ночь Стас.

— Валите на хрен отсюда! — голодным тигром зарычал он.

Нет, не от его грозного рыка цыганок как ветром сдуло. Властный мужской голос был тому причиной. На сцене цыганского театра появился седовласый цыган лет сорока пяти-сорока семи, облачённый в кожаную жилетку поверх красной шёлковой рубашки с широким воротником, кожаные штаны и свободные сандалии на босу ногу. Смуглую шею украшала массивная золотая цепь. На волосатых запястьях бренчали «рыжие» браслеты.