Владимир Капитонов - Подранок — ответный удар

Местом казни был заброшенный свинарник в двадцати километрах от города. Сюда Викентий Петрович уже возил приговорённых, и это место, по его мнению, как нельзя лучше подходило для могилы грозы стукачей. В выстроенном из белого камня помещении была одна небольшая комнатка с крохотным оконцем, в самом центре которой неизвестно с какой целью был вмонтирован в пол глубокий металлический резервуар. Сейчас его до краёв заполняла коричнево-зелёная, кишащая разными тварями и ужасно зловонная жижа. Эта масса и должна была стать саваном Кочанова.

Морщась и отплёвываясь, люди Долгова втащили Виктора в эту комнату, положили у самого края резервуара и были очень рады приказу своего начальника выйти вон. Неожиданно Кочанов пришёл в себя, и даже смог подняться на ноги, причём держался на них довольно устойчиво. Кочан узнал стукача. Он стоял и буравил Вику изобличающим взглядом. В нём не было страха, одно только призрение.

— На колени, мразь! — вынимая из наплечной кобуры «Макаров», взвизгнул Долгов.

— Мразь — это ты, — хрипло проговорил Виктор. — Да чтоб перед тобой колени преклонять! Не дождёшься, парашник хренов!

Викентий Петрович вновь ощутил себя зоновским петухом и уже не мог выдержать этого. Он дважды нажал на курок грозного оружия ближнего боя. Пули прошили грудь Виктора насквозь и щёлканьем вгрызлись в камень противоположной стены. Тело убиенного отлетело на середину резервуара и через долю секунды утонуло в жиже.

Странно, но облегчения Долгов не почувствовал. Наоборот, ему стало невыносимо тяжело. И хоть чтоб как-то облегчить своё состояние Викентий Петрович от всей души отдубасил всех четверых своих ряженых милиционеров. Те восприняли это как должное.

Кирилл Андреевич Бронский своё погоняло не оправдывал. Ну, никак не подходил ему этот дворянский титул ни снаружи, ни изнутри. Все-таки барон, наверно, больше представляется человеком с этакой раскормленной харей, важным, неторопливым, по характеру спокойным. Кирилл Андреевич же был худым и костлявым, имел очень болезненный вид (в особенности подчёркивало это желтизна его лица и тёмные круги под глазами) и отличался очень крутым характером. Словом, никак не дворянин, а чистой воды пролетарий. А, в общем-то, он и вышел из этой среды. Сельский пролетарий, только с малолетства потянувшийся не к сохе, а к менее трудоёмкому, но более прибыльному делу — медвежатничеству. Он был рождён с очень редким талантом лузгать любой сложности замки как семечки.

В детстве Кирилл, не потея, отпирал мамкин ларец, на какой бы хитрый замок она его не закрывала, и воровал оттуда то вожделенный сахар, то жалкие гроши, заработанные непосильным крестьянским трудом. И делал это самим же изготовленными приспособлениями — отмычками, по-другому.

В отрочестве Киря бомбил амбары родного колхоза и не гнушался добром соседнего коллективного хозяйства. Вначале воровал сам, затем сколотил вокруг себя маленькую вечно голодную банду голодранцев и работал только с замками, не пачкая рук пылью народного добра. Но тогда не было Барона. Был широко известный по всей округе хулиган-воришка Киря Бронский. Бароном его окрестили по первой ходке в лагерях Мордовии, куда попал он в восемнадцать лет вместо того, чтобы, как все нормальные юноши, идти в ряды Советской Армии. Подсел за крупное дело вскрыл сейф председателя родного колхоза, из чрева которого его подельники умыкнули вполне приличную сумму.

Там, в лагерном бараке, кто-то из зэков вроде бы в шутку назвал его Бароном. С тех пор так и осталось за ним это погоняло. Он и в молодости не отличался спортивным телосложением и дюжей силой, но, не смотря на это, жёстко оспаривал своё право на жизнь и никогда и ни перед кем головы не склонял — будь-то лагерный беспредельщик, каковых и в ту пору хватало, авторитет, вертухан или сам Хозяин.

Барон медленно, но верно восходил на самую вершину уголовного Олимпа, зарабатывая себе авторитет делами праведными. И уже на втором сроке, впаянным за «разгерметизацию» бронированного сейфа в одной из сберегательных касс соседнего с его деревенькой городка, занял должность Смотрящего крытки. С его словом считались не только уголовные авторитеты, но даже коронованные воры. И не раз он принимал участие в воровских сходняках, и не единожды отклонял предложение уважаемых в воровском мире личностей «работать по специальности» в самой столице. От ходки до ходки куролесил Барон в своей деревне. Он предпочитал ядреный самогон херовой водке, сисястых доярок городским «плоскодонкам», калорийную деревенскую жратву ресторанным деликатесам. Так вот отдохнёт от режима, отоспится, отъестся, поимеет «дырок» вволю и снова, бомбанув что-нибудь, топает за колючую проволоку. В один из таких вольных периодов своей жизни загулял Барон с одной бабёнкой постарше себя из соседнего села. Та вскоре брюхом обзавелась и через девять месяцев неблагополучно разрешилась от бремени — умерла при родах. Но дитя выжило. Сына Барон любил, вот только воспитывать его самому было некогда. Делала это за него сердобольная бабка Соня, которая после смерти матери Бронского стала ему роднее родных.