Кирилл Казанцев - Когда-нибудь я ее убью

— Тихо, тихо, — проговорил Егор, коснулся губами ее лба, — все, все закончилось, все хорошо, мы скоро уйдем отсюда. Вещи ее где? — он повернулся к столу. Игорь только собрался что-то сказать, как оба замерли и повернулись к окну. Егор пришел в себя первым, оказался у окна, отодвинул занавеску.

Рядом с «Маздой» разворачивалась только что подлетевшая темная иномарка, снесла кормой полсугроба и кое-как уместилась на пятачке. Все дверцы распахнулись одновременно, из машины выскочили четверо, застыли на мгновение и дружно задрали головы на окна здания. Три мужика и одна баба в длинной шубе, орет так, что отголоски долетают сквозь тройной стеклопакет, ветер треплет спутанную гриву, женщине неудобно стоять на каблуках, ноги разъезжаются на льду, и она цепляется за руку того, что стоит рядом. Ростом на полголовы примерно ее выше, широкоплечий, без шапки, он стряхивает Ритку с себя и уверенно топает к крыльцу, следом торопятся еще два бандерлога вроде того, что остался у мотеля. Ритка ковыляет позади, бежит к дверям, и четверка скрывается из виду под козырьком крыльца. Ну, вот, и кавалерия из-за холмов подоспела, ее-то главврач и ждал так трепетно и терпеливо и дождался.

— Ну, вот и все, — спокойно произнес оказавшийся рядом Игорь, отошел от окна и плюхнулся в свое кресло, — теперь точно все, Чалов. Будь здоров.

Егор встал в простенке между шкафами, осмотрелся еще раз, убедился — отсюда им не выйти. Вход-выход в здании один, лестница тоже, да и ему одному до нее уже не добежать, не успеет, а этих двоих на себе тащить — вообще не вариант. Егор скинул куртку, бросил ее на стул и привалился к стене, к теплым трубам, что уходили под потолок. Положил руки за спину, коснулся пистолетной рукояти и глянул вправо-влево: Игорь развалился в кресле, засунув руки в карманы куртки, смотрит на дверь и улыбается еле заметно. Олег так и лежит, но уже на спине, смотрит в потолок и водит руками, точно пишет что-то или рисует, Вика скорчилась в кресле, дрожит, сжав зубы, и двигается странно, как в замедленной съемке, смотреть страшно и неприятно одновременно, вздрагивает всем телом и поворачивает голову к двери. Смотрит туда, потом, медленно развернувшись, на Егора и зажмуривается с перекошенным гримасой боли и отвращения лицом, словно пытается отвернуться от громкого крика.

Дверь распахнулась, точно в нее ударили тараном, в кабинет ввалилась Ритка, пролетела чуть ли не до половины и кое-как затормозила на скользком полу. Растрепанная, со смазанной косметикой, в грязной шубе — ну королева помойки, глаз не оторвать, — осмотрелась ошалело, попятилась, пропуская остальных. И заткнулась, наконец, вернее сбавила обороты, не переставая крыть и Егора, и муженька-рогоносца, и Вику, что прищурилась, разглядывая Ритку, и на мгновение перестала дрожать. Узнала не узнала — непонятно, да и Ритку быстро задвинули к двери, та скакала у стенки за спинами трех мужиков, пыталась командовать, но на нее никто не обращал внимания.

Двоих Егор опознал моментально, хоть и свидеться довелось только однажды и в почти что интимной обстановке — при скудном освещении и в тесном помещении, но контакт, помнится, был плотный, плотнее некуда. Обоих он собственноручно спустил с лестницы, как и их коллегу, оставшегося на помойке. Выглядели оба простецки, неприметно и скучно, в толпе запросто мимо пройдешь, глазу не за что зацепиться — не толстые, не худые, среднего роста, одеты неброско, и рожи незамысловатые, безразлично-сытые, обычные, в общем. Тем и похожи друг на друга, как не очень близкие родственники, а из тех, что называют «седьмая вода на десятом киселе», но сходство просматривается, десять отличий ни за что не найти, но парочку, хорошо, приглядевшись, запросто.

Тот, что справа, этакий Джеймс Бонд, стоит чуть прищурившись, оценивая соперника навскидку, прикидывая, что можно от него ждать и чем ответить в случае чего. Он и сложением поплотнее, и ростом пониже коллеги, опытнее и увереннее, готовый к любому обороту событий. Второй же, ясноглазый и поджарый, как молодая гончая, юноша ест оппонента взглядом, таращит карие глаза и только и ждет команды «фас», аж напрягся весь, хоть держит пока руки в карманах и косится на старшего. Чурсин Валерка, он же Лерик, он же старый друг Ритки, он же папаша ее уродца — скромно стоял в сторонке с таким видом, будто случайно здесь оказался, заглянул на огонек — и надо же, какая встреча…

Ну, тут есть на что посмотреть, дядя, что называется, породистый: высокий, блондинистый, рожа круглая, глаза голубые, волосы присутствуют, но уже явно не в тех количествах, что были тут лет десять назад. Плотный, но не жирный, спокойный, смотрит как-то с ленцой и чуть насмешливо, перекатывается с пятки на носок, брезгливо поглядывает на примолкшего Олега и с интересом — на Вику. А той все до одного места, сидит себе, нахохлившись, глядит в пол, и непонятно издалека — то ли спит, то ли вот прямо сейчас и вырубится, а вы тут сами, без меня разбирайтесь, благо Ритка заткнулась, никто не орет над ухом, и слава богу…