Петр Северцев - Электорат хакера

— Конечно, — ответил его собеседник.. — Кто же ее неочищенную купит?

— Значит, можно говорить о переработке сельхозпродуктов! — воодушевился молодой.

— Да, — ответил ему тут же хрипатый. — Да!

Пусть неглубокой, но переработки! Хотя не знаю, одобрит ли это Гайдук.

— Наше дело маленькое — сочинить, а одобрять или не одобрять — дело руководства. Я так понимаю свою работу.

— И это правильно! — неожиданно ответил хрипатый голосом М. С. Горбачева. — Не будем, знаете ли, разводить тут…

После чего один из них активно застучал по клавишам компьютера.

— Я думаю, шо.., уважаемые избиратели, понимаешь, разберутся, кто, понимаешь, достоин их голоса, а кто — недостоин, — ответил молодой голосом Б. Н. Ельцина, закончив набивку текста.

Меня очень заинтересовали эти двое, я поднялся и пошел в направлении карты, стоя возле которой можно было наблюдать за работающими в маленькой комнате. Я не успел подойти к карте, как привлек к себе внимание этих двух сотрудников штаба. Хрипатый, который оказался невысоким коренастым мужчиной лет тридцати пяти, уставился на меня своими красными глазами, глядя поверх роговой оправы. Молодой высокий юноша с пышной кучерявой шевелюрой, слегка отъехав от компьютера на стульчике, так же с интересом, слегка открыв рот, наблюдал за мной. Первым спросил хрипатый:

— Вы кого-то ищете?

— Нет, я просто ожидаю господина Гайдука. Он оставил меня здесь на минуточку, но уже минут десять как не появляется. Я, собственно, к господину Ершевскому на прием.

— А по какому вопросу? — спросил молодой, кучерявый.

— О приеме на работу.

— Что, у нас в штабе есть вакантные должности?

— Пока да, — ответил я. — Но если мы удачно переговорим с Ершевским, то, видимо, уже не будет.

— И какая же из должностей у нас свободна? — не унимался кучерявый.

— Должность начальника службы безопасности, — монотонно произнес я.

Слова произвели на обоих впечатление. Они дружно сказали:

— А-а, — тут же отвернулись и сделали вид, что тщательно изучают только что набранный на компьютере текст.

Я не знал, радоваться или огорчаться мне подобному приему, но тут появился Гайдук и пригласил меня последовать за ним. Пройдя в конец коридора, мы вошли в одну из дверей, ничем не отличавшуюся от остальных, и очутились в небольшой приемной. Гайдук направил меня к внутренней двери. По пути мы миновали стол секретарши и саму длинноногую секретаршу, которая, стоя перед этим столом, готовила на подносе кофе. Войдя в кабинет, отличительной особенностью которого являлось то, что здесь все, начиная от отделки и кончая мебелью, было очень дорогим, я увидел гуляющего в центре помещения по толстому ковру молодого мужчину. Он был аккуратно причесан и выбрит, на нем была белая рубашка с засученными по локоть рукавами. Ворот рубашки был широко расстегнут, галстук валялся на письменном столе; мужчина, засунув руки в карманы, разгуливал по комнате и смотрел себе под ноги, как обычно гуляет по полю пацан в поисках консервной банки, которую можно попинать. Заметив нас, он остановился к нам боком и повернул голову с таким видом, будто он нас не ожидал. Гайдук представил меня:

— Это господин Мареев.

Мужчина развернулся к нам в фас, вынул правую руку из кармана и подал мне широко растопыренную клешню. У него была оригинальная манера подавать руку: он держал ее не вертикально, а параллельно полу, причем ладонь была повернута вниз, таким образом пожимавший ему руку человек как бы подлезал под нее своей. Я узрел в этом нечто символическое и подал руку как положено, заставив мужчину сделать то же самое.

— Ершевский, — сказал он.

— Мареев, — сказал я.

— Прошу, — сказал он.

— Спасибо, — сказал я.

После столь содержательного диалога мы направились к мягкому дивану, стоящему у стены.

Тут же в дверь вошла секретарша и ввезла за собой тележку с кофейником. Гайдук разлил всем кофе, хотя никто его об этом не просил.

Ершевский, отхлебнув из чашки кофе и поставив ее на стол, повернулся ко мне и положил руку на спинку дивана. Я почти почувствовал себя ангажируемой женщиной. Обычно после двух-трех рюмок коньяка мужчина незаметно продвигается, и его рука уже лежит на спинке дивана сзади женщины. Еще одна рюмка, и она ложится ей на плечи.

Но я прогнал от себя странные мысли, тем более что пили мы не коньяк, а всего лишь кофе.

— Вы знаете, мне о вас много рассказывали, — проговорил Ершевский.

— А я, к сожалению, о вас узнал только вчера…