Приходько арестовали в марте, в мае в автокатастрофе погибли его жена и дочь. А в июле, в доме, который когда-то принадлежал Пашкиной семье, погиб некто Орешин, начальник охраны фирмы «Конти», уволенный примерно в то же время, когда был арестован Приходько. Интересная картина складывается…
Было убийство Орешина как-то связано с убийством жены Долгих или это совсем другая история? Похоже, что было. Конечно, Приходько мог убить сестру, крупно с ней поскандалив, если она к тому же приняла сторону мужа, которого у брата повода любить к тому моменту не было. Но с таким же успехом дело могло быть сфабриковано. Приходько оказался в тюрьме, а вскоре лишился семьи. Если к этому причастен начальник охраны, логично от него поскорее избавиться. Что Ник и сделал. Каким образом в эту историю оказался замешан Пашка, остается только гадать. Но кассета — важная улика, Ник, вернее, его хозяин, был очень заинтересован в ее исчезновении, а Орешин не хотел ее возвращать, даже рискуя жизнью. Что там могло быть? Да что угодно. Начальник охраны, предвидя, что от него захотят избавиться, мог запастись отличным компроматом, который я передала Пашке.
Приходько может знать об этом, а может и не знать. Если ему известно, что мы с Машкой были в доме в момент убийства, его интерес ко мне вполне объясним. Так же, как интерес к улике, то есть к кассете. Он может решить, к примеру, что кассета у меня. Что мешало мне сделать дубликат? Моя глупость. Мне тогда это просто не пришло в голову. Мы даже посмотреть запись не могли, потому что у нас не было ни камеры, ни видеомагнитофона, а идти к кому-то с таинственной кассетой мы не рискнули.
Человек в одно мгновение теряет все, а вернувшись из тюрьмы, видит, что его враг живет припеваючи. И решает отомстить. По-моему, вполне логично. Вот только кому и за что? Допустим, Долгих — за то, что лишил его денег, положения и засадил в тюрьму. Тогда понятно стремление лишить того изрядного куска пирога, напав на транспорт. Приходько раньше работал с Долгих, наверняка многое знал и надеялся, использовав старые связи, пристроить груз. Долгих деньги теряет, Приходько их приобретает, плюс моральное удовлетворение.
Горох какое-то время работал в охране фирмы, пока Ник не решил, что это опасно. Не для Гороха, для фирмы. Репутация фирмы должна быть безупречной. Так что теоретически Приходько мог быть с Горохом знаком. Мог он и припугнуть его чем-то мне неведомым, чтобы заставить работать на себя. Собрал бригаду из бывших уголовников и устроил засаду на дороге. Но его самого там не было. Личное участие в нападении для него слишком опасно — кто-то из людей Ника мог бы его узнать. Он убил Гороха, чтобы закрыть ему рот навеки, а потом…
Потом чепуха. Следующим стал Серега. Допустим, Серега случайно встретился с Приходько. Тогда логично было бы ему звонить Нику, а уж никак не мне, раз я этого Приходько знать не знаю. Затем погиб Розга. Его он тоже встретил случайно? Стоп. А что, если дело в другом? Жена и дочь Приходько погибли. Никакого намека, что могло иметь место убийство, но как знать… А если все-таки убийство, то кто мог приложить к нему руки? Первыми на ум приходят Ник и его мальчики.
И что, теперь дядя вершит правосудие так, как он себе его представляет? А Ника оставил «на сладкое»? А то, что на трупы натыкаюсь я, случайность? Или подарок, нечто вроде намека, мол, это ведь и твои враги тоже? Но при втором варианте Приходько как минимум должен знать, что с нами сделал Ник. Хотя почему бы и нет? Ему, например, мог рассказать тот же Горох. Я даже вижу его слюнявые губы, когда он нараспев рассказывает о весело проведенном времени, смакуя подробности и не зная, что подписывает себе смертный приговор.
Теперь вопрос: что делать мне? Нику очень не понравилось, что я промолчала о Борькином интересе к убийству журналиста, еще больше ему не понравится, если я промолчу о Приходько. Значит, надо набрать номер Ника и рассказать, что дядя расспрашивает обо мне.
Я достала телефон, но, подержав его в руке, убрала в сумку. К черту Ника. Для начала я хотела бы встретиться с Приходько. Просто встретиться и послушать его. Потом решу.
Я вернулась домой, продолжая размышлять над прочитанным, и вдруг подумала: может, Приходько знает, где теперь Пашка? Знает, не знает… Допустим, знает, и что? «Здравствуй, Павел, вот мы и встретились, обидно, что я до сих пор люблю тебя, а ты меня никогда не любил. Обидно и больно». Сказать ему что-то в этом роде? Глупо и сентиментально. Другой вариант. «Знаешь, мне часто снится сон: мы вместе, и мне так хочется, чтобы ты меня обнял, но ты поворачиваешься ко мне спиной, поспешно уходишь, и я умираю во сне, а потом еще долго умираю наяву. А иногда, редко-редко, мне снится, что ты меня любишь. Это даже хуже, потому что приходится просыпаться». Тоже не лучше. Скажи мне такое Борька, я бы засмеялась. Незачем цепляться за обломки. На самом деле все просто: в моей паскудной жизни лишь один светлый эпизод: юность и недолгая любовь, вот я упорно и хватаюсь за него, как за соломинку.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу