Татьяна Полякова - Ночь последнего дня

— Девушка, — позвал он. — Вам не кажется, что здесь не самое подходящее место для прогулок?

Добрый самаритянин. Наверное, неплохой в сущности, человек. Другой бы проехал мимо, а этот велел притормозить. Спасает мою бессмертную душу.

— Вам-то что за дело? — ответила я, с трудом сдерживая смех. Все-таки судьба любит пошутить.

Мужчина не поленился выйти из машины и приблизился. Предложил:

— Давайте я отвезу вас домой.

Я смотрела на него, а он на меня. Красивое умное лицо, и этот взгляд… «Узнай меня, сволочь, — едва не сказала я. — Ты помнишь? Это я». Но взгляд его не изменился. Он не узнал. Да и где ему помнить девицу, которую однажды подвозил на машине? Две девчонки на дороге и он, добрый самаритянин.

— Идемте, — позвал он, расценив мое молчание как согласие.

Я покачала головой.

— Я живу здесь неподалеку.

— Давайте я вас все-таки отвезу.

— Спасибо. Я не собираюсь прыгать с моста, если вы об этом.

Он вроде бы был в нерешительности, постоял еще немного, а я выдала свою лучшую улыбку.

— Что ж… — сказал он, пожимая плечами, и пошел к машине.

— Я вас никогда не забуду, — сказала я ему вдогонку.

Он повернулся, во взгляде недоумение. Потом, видно, решил, что понимать мои слова надо как благодарность, и улыбнулся. А через мгновение исчез из моей жизни так же внезапно, как и появился. Я покачала головой и все-таки рассмеялась. Он меня не узнал. Но теперь вместо боли и злости меня душил смех.

По дороге домой я разрабатывала план военной кампании. Я готова была снести все преграды на своем пути. Свобода или смерть.

— Что скажешь, команданте? — спросила я, войдя в квартиру.

Команданте ответил лихой улыбкой, ему сам черт не брат.

— Значит, повоюем, — удовлетворенно кивнула я.

До обеда я отсыпалась. Телефоны молчали, что слегка удивило, пока я не вспомнила, что сама же их отключила. Не успела я принять душ, как позвонил Ник. Я ждала звонка от Рахманова, и желание Ника видеть меня пришлось совсем некстати. Но я, разумеется, поехала.

Ник обедал в «Олимпии». Завидев меня, молча кивнул на стул рядом.

— Составишь компанию? — спросил он, имея в виду обед.

Я покачала головой. Он увлеченно жевал, а я спросила:

— Есть новости?

— Сколько угодно. Разбился автобус в Испании. Имеются жертвы.

— Могу я узнать причину твоего скверного настроения?

— Что ты! Сегодня я — сама доброта. — Он посмотрел на меня так, точно намеревался читать в моей душе, как в открытой книге. — Как твой журналист?

— Надеюсь, что хорошо.

— Я думал, ты ночь напролет с ним трахаешься, раз не отвечаешь на мои звонки.

Я закинула ногу на ногу и стала разглядывать зал. Ничего особо выдающегося — правда, за версту несет большими деньгами.

— Ребята нервничают, — сказал Ник, продолжая наблюдать за мной.

Я повернулась, выжидая, что он скажет дальше. Ник достал из кармана листок бумаги и перебросил его мне. Я развернула, потом перевела взгляд на Ника. Лист бумаги тот самый, на котором я тренировала свою дедукцию: фамилии убитых, обведенные кружочками, против двух имен вопросительные знаки. Как она попала к Нику, спрашивать не стоило, он часто бывает у меня в гостях, а ведет себя по-хозяйски. Однако меня удивило, что эта бумажка смогла его заинтересовать.

— И что? — спросила я, не дождавшись объяснений.

— Листок нашел Артем, и у бедняги начался припадок. Хотя, если посмотреть на события последнего времени с его точки зрения, выглядит страшненько.

— О боже, — фыркнула я. — Он решил, что это я занялась санитарной обработкой нашего города и он, бедняга, на очереди?

— Что-то вроде того, — кивнул Ник. — Тыкал мне бумажку в нос и вопил: «Я же говорил!» В следующий раз не оставляй на виду такую улику.

— Я просто ломала голову, кто мог это все сделать. — Против воли мой голос звучал так, как будто я оправдывалась.

— Выпей что-нибудь и успокойся, — перебил Ник, потом улыбнулся и подмигнул:

— Вовка хоронит тетю. Что у него за родня в Сибири?

— Откуда мне знать?

— Я думаю, и он не знает. Конечно, все люди братья и какую-нибудь родню и там можно отыскать.

— Он уехал? — дошло до меня.

— Ага. Сегодня. Сказал, что никак невозможно предать тетю земле без его личного присутствия.

— По-твоему, он спятил?

— Нет, не думаю. По-моему, он боится за свою шкуру. И наш Артем, кстати, тоже. А ты боишься?

— Чего?

— Стать жертвой неведомого нам маньяка. У тебя нет тети или дяди на примете?

— Нет.