Татьяна Полякова - Ночь последнего дня

«Смотри, как бы твои мечты не вышли тебе боком», — ядовито напомнила я самой себе.

— Вам очень идет этот берет, — улыбнулся Рахманов.

— Она обожает Че Гевару, — сказал Борька. — Так что тебе ничего не светит.

— Мне нравятся романтичные девушки. — Улыбка Рахманова стала шире. — Кстати, Че Гевара мне тоже нравится.

— Серьезно? И чем же?

— О господи, не начинайте снова! — взмолилась Машка. — Команданте сегодня в гробу перевернется от ваших глупостей.

— Он царит в ее сердце, — хихикнул Борька и повторил:

— И тебе ничего не светит. Ты насквозь буржуазен, а она грезит о революции.

— Это правда? — спросил Рахманов. Ему не нужен был ответ, он просто смотрел в мои глаза, а чувство такое, что он целует меня в губы.

— Я хотела бы с ним станцевать танго… — полуприкрыв глаза, ответила я.

— Станцевать? — Борька давился от хохота. — Ты действительно хотела сказать «станцевать»? Станцевать с команданте? Это что-то новенькое.

— А что? — влезла Машка. — Он аргентинец и просто обязан был быть хорошим танцором.

— Вы танцуете танго? — обрадовался Рахманов.

— Вот это вопрос! — захлопала Машка в ладоши. — Она танцует танго, и вы даже представить не можете, как она танцует! Юлька, станцуй им революцию, чтобы амигос рыдали от счастья и захотели умереть героями!

— Сколько мы сегодня выпили? — попыталась я призвать всех к порядку, но Антон уже болтался возле музыкантов, а Рахманов поднялся и подал мне руку.

Через пару минут я оценила продуманность его имиджа. Тонкие усики, костюм в полоску, взгляд профессионального соблазнителя.., образ был бы неполным, не умей он танцевать. Он наверняка безумно гордился своими достижениями, слушал джаз и танцевал танго, сводя баб с ума. Беспомощные куклы в его руках обмирали от страха сделать что-нибудь не так, и вряд ли он ожидал, что на сей раз будет по-другому. Он действительно оказался неплохим танцором, и этого хватило, чтобы я в одно мгновение забыла все: Ника, свой вой по ночам, липкие взгляды и скрежет замка за спиной. Я была свободна, как тогда с Машкой, до одури танцуя среди облезлых стен и окон с решетками. Улетай, душа! И она летела, и смеялась, и повторяла: «Я свободна…»

И вдруг все кончилось. Мы стояли друг против друга, тяжело дыша, и слышали, как бьется сердце, одно или сразу два, но в унисон, так что казалось, что все-таки одно. Взгляды столкнулись, и внезапно пришла уверенность: Рахманов у меня на крючке. Он никогда этого не забудет. «К сожалению, я тоже», — пришлось признать мне, и мгновенный триумф сменила печаль.

Я повернула голову и увидела Борьку. В его взгляде застыла горечь. А еще в нем было смирение. Он показался мне до нелепости смешным с этой его горечью и потерянной любовью. А Борька вскинул голову и, наверное, прочитал мои мысли, потому что теперь в его глазах была ненависть.

Мы вернулись к столу, Рахманов держал меня за руку и выпустил ее лишь не мгновение, чтобы пододвинуть мне стул.

— Ты была великолепна, — сказала Машка. Остальные молчали, Антон старался не смотреть на Борьку, поспешно отводил взор, как при встрече с тяжелобольным.

— Вы произвели фурор, — наконец сказал Борька. — Пожалуй, это самое яркое событие сезона. Почему бы вам не попробовать себя на сцене? Хотите, буду вашим импресарио?

— Борис, пожалуйста… — повернулся к нему Антон.

Рахманов поднялся и потянул меня за руку.

— Идем.

— Вот это называется искусством обольщения… — засмеялся Борька.

— Не переживай, — презрительно бросил Рахманов. — Это хороший повод напиться. Идем, — повторил он мне нетерпеливо.

— Вы прекрасная пара, дьявол вас побери! — крикнул Борька нам вдогонку.

Меня слегка покачивало от выпитой водки, а чувство было такое, будто я смотрю на все и всех откуда-то сверху. Голова шла кругом, и хотелось беспричинно смеяться, как на карусели, когда поднимаешься все выше и выше. Я нервно хихикнула и оступилась, туфля слетела, и я запрыгала на одной ноге, повиснув на локте у Рахманова. На улице шел дождь — сплошная стена воды, способная охладить любые чувства.

— Мы вымокнем до нитки, — сказала я, пытаясь попасть ногой в туфлю.

Он обнял меня и принялся целовать под укоризненным взглядом швейцара, который, не удержавшись, спросил:

— Вызвать вам такси?

— Брось свои туфли, вон там мой дом! — крикнул мне, не обращая на него внимания, Рахманов.

Мы бросились бежать, брызги летели во все стороны. Консьерж увидел нас в окно и поспешил открыть дверь.