Татьяна Полякова - Та, что правит балом

А потом я билась в чьих-то руках, и медсестра, совсем еще девочка, сделала мне укол. Лицо ее было мокрым от слез, и она уговаривала меня:

— Зачем вы так? Его спасут, обязательно спасут.

А потом Павла вынесли на носилках, и я шла рядом, и мои руки, одежда были в крови. Вокруг стояли люди и что-то говорили, а я видела лишь его лицо, бледное, отрешенное, чужое. А были потом бесконечные коридоры и торопливые шаги медсестер, Павел под белоснежной простыней, и опять коридор, и чей-то голос, который произнес: «Вам сюда нельзя», и мучительное ожидание.

Я забилась в угол, лицом к стене, кто-то мне сказал:

— Операция продлится несколько часов.

И я вжалась в кресло, замерла. Я слышала равномерный гул из операционной и начинала молиться, но знала: бог не услышит меня. В те минуты я думала не о Павле, а о Дашке, и знала, что спасения не будет.

Вдруг дверь распахнулась, и врач, снимая с лица повязку, шагнул мне навстречу. Я стиснула голову руками и опять отвернулась к стене. Почувствовала руку на своем плече и услышала:

— Мы сделали все возможное… Если хотите, можете проститься с ним.

И я пошла. Мы остались вдвоем: он и я. Я хотела в последний раз сказать: «Я люблю тебя», и вдруг поняла: его здесь нет. Его уже нигде нет. И я бросилась бежать оттуда. Кто-то схватил меня за руку, женщина в низко надвинутой на лоб медицинской шапочке стояла рядом и с тревогой смотрела на меня.

— Вы его жена? — спросила она тихо. — Вы Юля? — Я кивнула. — Он пришел в себя перед самой операцией, — сказала она, — и звал вас, просил прощения.

— Что?

— Он повторил несколько раз: «Прости меня».

— Что? — закричала я и сползла на пол с долгим протяжным «ы-ы-ы» и наконец-то провалилась в беспамятство.

Мария устроилась на кончике стула, робко коснулась моего плеча.

— Может, все-таки поедешь? — спросила неуверенно. — Ты.., ты должна его проводить.

— Нет, — ответила я, отвернувшись к стене.

— Его мать.., ей очень тяжело, она не поймет, если тебя не будет…

— Я не поеду, — зло ответила я.

«Как она не понимает? — думала я. — Если я увижу, как его хоронят, мне никогда больше не увидеть его живым. Даже во сне. Я ничего не хочу, только бы удержать в себе его голос, его руки, запах его тела, его глаза. Пока все это живо во мне — есть надежда. Как же можно его хоронить?»

Машка была не в силах меня понять, ей казался чудовищным мой отказ ехать на кладбище. Скрипнула дверь, это Антон вошел в комнату.

— Маша, нам пора, — сказал неуверенно.

Она вздохнула и попыталась взять меня за руку, я отдернула ее и вдруг закричала с обидой:

— Он опять сбежал! Он, как когда-то, оставил меня. Он ушел, а я нет.

Я чувствовала, как у меня дергается правое веко, наверное, это было похоже на нелепое подмигивание и казалось отвратительным, потому что лицо Антона страдальчески сморщилось. Он обнял меня и прижал к себе, а потом взял на руки, точно я была ребенком, и ходил по комнате, как ходят, когда хотят успокоить дитя. А я, обняв его, заплакала, впервые за все это время, но слезы не принесли облегчения.

— Не беспокойтесь, — сказал он, положив меня на диван. — Мы все сделаем, как надо. Вам в самом деле незачем ехать.

— Уходите, — сказала я и отвернулась к стене.

Те дни почти не остались в памяти. Только обрывки воспоминаний, друг с другом вроде бы не связанные. Долгие допросы, одни и те же слова, повторенные много раз.

— Я понимаю ваше состояние, но мой долг найти убийцу вашего мужа, и я вынужден задать вам еще несколько вопросов.

Я на мгновение возвращаюсь к реальности и киваю. Отвечать на вопросы следователя нетрудно: я монотонно повторяю «нет» и говорю правду. Что я знаю о Павле? Очень много и ничего. Я знаю его голос, его тело, я знаю его привычки и его улыбку, я так хорошо его знаю… На что он жил? Какая разница! Теперь его нет.

— Кто мог желать его смерти? У вас есть какие-то подозрения на этот счет?

— Нет, — говорю я, хотя знаю ответ на этот вопрос. Я расплачиваюсь за грехи чужими жизнями. Только следователь меня не поймет, и я опять говорю «нет».

— Квартира, в которой произошло убийство, принадлежит некой Стефании Зарецкой. Как вы там оказались?

Я что-то отвечаю, но мой ответ следователю не нравится, он хмурится, глядя на меня.

— На месте преступления обнаружена крупная сумма денег. Вы знали о них?

— Нет.

— У вас есть какие-то соображения, откуда они могли появиться?

— Нет.

— Вы расписались с Тимофеевым незадолго до его смерти. Как долго вы встречались?