Татьяна Полякова - Аста ла виста, беби!

Это не поможет. Не поможет. Что бы я ни сказала, он ничему не поверит.

— Ты мне сегодня приснилась, — прошептал он мне на ухо. — Ты мне часто снишься.

— Это хорошо?

— Наверное.

— Ты меня любишь?

— Люблю.

— Я скучаю без тебя.

— Я тоже.

Опять эта усмешка. «Если скучаешь, могла бы почаще заглядывать домой», — говорили его глаза.

— Тимур, — прошептала я.

— Да?

— Я люблю тебя. Я в самом деле тебя люблю.

Утром я проснулась часов в девять. Тимура рядом не было. Я слышала, как льется вода в ванной, таращилась в потолок и думала о том, что, если бы мы вдруг разучились говорить и исчезла бы необходимость подниматься с постели, жизнь можно было бы считать счастливой. Я встала и пошлепала на кухню. Сашка вертелся возле приоткрытой двери в ванную. Он так дорожил Тагаевым, что глаз с него не спускал.

— Подлая ты псина, — сказала я в досаде. — Совершенно игнорируешь меня. Предатель.

— Проснулась? — услышала я. Тагаев брился, стоя перед зеркалом. Я подошла, обхватила его и уткнулась носом в его спину.

— С добрым утром.

Вот так бы стоять и ничего не говорить. Он повергнулся, обнял меня, и мы замерли под строгим Сашкиным взглядом. Наши мысли были на редкость схожи.

— Когда собираешься уходить? — спросил Тимур. — Успеем погулять с Сашкой?

— Успеем.

Я вышла из ванной, сварила кофе.

— Для разнообразия могла бы приготовить завтрак, — буркнула я. И в самом деле приготовила.

Когда Тимур появился на кухне, мы с Сашкой уже ждали его.

— Семейство в сборе, — хохотнул он, но в его словах не было насмешки. Я придвинула Сашке стул поближе к столу. Пес вредный и чудовищно избалованный, но с этим тоже приходилось мириться.

— Сейчас позавтракаем и пойдем гулять, — сказала я ему.

— Во сколько тебе надо уйти? — спросил Тимур.

Хотя отчего бы не поинтересоваться: «Куда ты идешь и зачем?» Но он не спросит, гордость не позволяет.

— Я хотела встретиться с Дедом, — сказала я, не выдержала и отвела взгляд.

Упоминать Деда при Тагаеве, конечно, не стоило. Когда-то мы с Дедом были очень близки. Тагаев об этом знал, и особого удовольствия ему данное обстоятельство не доставляло. К тому же, вопреки моим утверждениям, что между нами давно все кончено, Тимур считал, что мы по-прежнему остро нуждаемся друг в друге, что, в общем-то, не было совсем уж лишено оснований. Мы с Дедом уже давно жили по известной пословице «Вместе тесно, а врозь скучно». С Тагаевым их связывали общие дела, но оба от совместного бизнеса открещивались и на публике обожали делать вид, что даже незнакомы. Друг без друга они, похоже, обойтись не могли, но особой дружбы между ними тоже не было, чему имелись причины объективные. Со стороны Деда, лица официального и, как он любил выражаться, «государственного», было бы довольно неосторожно афишировать свою связь с Тагаевым, которого в городе, несмотря на занятие вполне легальным бизнесом, считали мафиози. Тагаев же был мудр и дружбу с властью не демонстрировал. Кроме объективных причин, имелись и субъективные, и одной из них, к моему величайшему сожалению, стала я сама. Дед хоть и болтал в припадке словоблудия, что хотел бы видеть меня счастливой рядом с молодым человеком, и даже что-то говорил о моих детях, которых мечтал держать на коленях, однако появление такового молодого человека в реальности не приветствовал, объясняя это тем, что Тагаев пара для меня неподходящая. Впрочем, подходящей он не видел, на что горько сетовал. То есть он хотел бы моего счастья, но, так как оно в принципе невозможно, мне лучше быть одной и рядом с ним. Тагаев о его мнении на этот счет знал или догадывался и, само собой, благодарности за таковое к нему не испытывал. При этом оба считали, что имеют на меня все права, а у соперника их попросту нет. Хотя считать Деда соперником довольно глупо, раз наши отношения благополучно зашли в тупик еще задолго до появления Тимура.

То, что я не ушла из команды. Дед считал своей заслугой, а Тимур, соответственно, доказательством того, что Дед занимает в моей жизни слишком большое место. И тот и другой были по-своему правы, и в наших отношениях, на мой взгляд, сам черт не смог бы разобраться при всем желании.

Я упомянула о Деде, желая сделать наш разговор с Тимуром более доверительным. Мол, я охотно и без принуждения рассказываю о своих делах и моя откровенность доказывает, что утаивать мне нечего. Дед — мой работодатель, и встречаться с ним время от времени мне приходится, хоть я к этому и не стремлюсь.