Татьяна Полякова - Бочка но-шпы и ложка яда

— Где Ольга?

— У нее какие-то дела в городе. Обещала приехать к обеду.

— Наташа, а что Хоботов? Уехал?

— Не знаю, куда он подевался. В комнате его нет, а машина на стоянке.

— Странно. Не может же он до сих пор купаться.

Я была на реке и никого там не видела. Надо его найти.

— Семеныч в гонг бил, — сказала Наталья, — чтобы все собрались. Я попросила его поискать Хоботова.

— А где Аглая? — спросила Серова.

— Уехала рано утром.

— Она вчера говорила о каком-то срочном деле, — вспомнила Скворцова. — Впрочем, скорее всего, врет по обыкновению. Какие у нее срочные дела?

— Она собиралась заняться архивом и вдруг уехала, — пожала я плечами, слишком поздно сообразив, что допустила бестактность, взгляд Валентины, обращенный ко мне, пылал негодованием.

— Зачем ей архив? — нахмурилась Валентина.

— Собирается писать биографию Бориса, — ответила Софья. Валентина нервно передернула плечами, а Скворцова хихикнула.

— Опять врет. Ее письма интересовали. Что-то связанное с Татьяной. Вчера по пьянке болтала, что выведет ее на чистую воду. — Тут Скворцова вспомнила про Макса и закашлялась, пытаясь скрыть неловкость. — До сих пор не могу прийти в себя, — пожаловалась она, — после всех ночных ужасов.

— Каких еще ужасов? — нахмурился Макс.

«Только этого не хватало», — скорбно подумала я, но вмешиваться было уже поздно.

— Ты что, не знаешь? Какой-то маньяк расхаживает по вашему дому, — затараторила Скворцова.

— Ночью ты говорила, что это Костас, — напомнила я.

— Ночью все мыши серы, — немного невпопад ответила Марина, а Серова презрительно усмехнулась:

— Особенно если выпьешь лишнего.

— Ничего подобного. Если ты намекаешь, что мне все привиделось, спешу заверить: есть вполне материальное подтверждение этому факту. Маньяк оставил надпись на двери кабинета Бориса кровью.

— Кетчупом, — поправила я.

— И что там было написано? — спросила Ирина, до той поры занятая салатом.

— «Мужеубийца», естественно, — хмыкнула Софья.

— Господи, какой ужас, — прижав руку к груди, сказала Ирина, а Макс хмуро бросил:

— Это Крыська. Разозлилась, что ей пришлось просить тебя о помощи, и вот результат.

— У нее вчера были дела поважнее, чем вытворять глупости, — вступилась я за падчерицу. — Они только помирились с Игорем, и вполне естественно…

— Говорю, это Крыська. Я слышал, как она ходила на кухню, — продолжал упираться Макс. — И спали они в разных комнатах. Я еще удивился, наблюдая их прощание. Гектор и Андромаха.

— Довольно странно, — удивилась я.

— Ничего странного. Придумала критические дни, а сама надписями развлекалась. Ты же знаешь Крысю, главное, ближнему напакостить, а удовольствие потом, точнее, напакостить ближнему первейшее удовольствие. Говорю, она ходила на кухню, а потом поднималась по лестнице.

— Вы тоже ходили наверх, правда, чуть позднее, — вдруг сказал Алексей.

Все перевели взгляд с Макса на меня, Павел усмехнулся, а я неожиданно покраснела.

— Мы подняли страшный шум, когда обнаружили надпись, — пришла мне на помощь Софья, — и, кажется, переполошили весь дом. Кто-нибудь спал этой ночью?

— Я прекрасно спала, — заметила Валентина. — И ничего не слышала. Я так и не поняла, что произошло?

— Кто-то залез в студию, вытащил из кладовой портрет Лары, но свистнуть не успел, его засекла Марина Федоровна, — вкратце поведала Софья.

— Ты хочешь сказать, что кто-то вот так запросто ходит по дому? — нахмурилась Валентина.

— Неужели тебе будет приятнее, если я подумаю, что картину хотел свистнуть кто-то из своих, то есть из здесь присутствующих?

— Может быть, это шутка? Вроде дурацкой надписи на двери?

— Марина утверждает, что видела какого-то мужчину. Пошла за ним в студию и…

— Не много ли мы вчера выпили? — вторично предположила Серова. Марина пошла пятнами.

— Я, в отличие от Аглаи, пьяной не была. И утверждаю, что видела типа…

— Я тоже видела человека в кабинете Бориса, — внесла я свою лепту. — Не знаю, шутка это или нет, одно несомненно: у шутника есть ключи и от кабинета, и от студии, а все это, мягко говоря, выглядит странно.

Все потвердели лицами, прикидывая, стоит ли оскорбиться на мои слова или сделать вид, что лично их это не касается.

В этот момент в столовую торопливо вошла Наталья.

— Лариса Сергеевна, вас к телефону. Говорят, из милиции.

— Час от часу не легче, — хмуро бросила Софья. — Сиди. Я сама поговорю. — И вышла в холл.

Вернулась она минут через пять, и на ней, как говорится, лица не было. Разумеется, хороших вестей я не ждала, но услышанное буквально потрясло меня.