Иван Жагель - В стиле «фьюжн»

Но потом он обратил внимание на широкую темную полосу, занимавшую половину неба. А когда понял, что это такое, ему стало ясно: в небесной канцелярии не сделали никакой ошибки и он вовсе не в раю, а все под тем же самым мостом, под которым его безжалостно били и грабили вчера вечером. И стоявший в ушах монотонный гул издает движущийся вверху сплошной поток автомобилей.

По какой-то причине бомжи не сбросили Чернова в воду. Честно говоря, сейчас ему было даже не интересно, почему они этого не сделали. Ну, не сбросили и слава богу. Он не испытывал к ним ни чувства благодарности, ни ненависти, а просто наслаждался теплом скользящих по лицу солнечных лучей, дуновениями легкого утреннего ветерка, забавно порхавшими под бетонными перекрытиями моста воробьями, настроившими здесь множество гнезд. Такое бесконечное счастье от простых, обыденных вещей может испытывать только человек, уже побывавший одной ногой за гранью между жизнью и смертью и понявший истинную ценность многих людских фетишей.

Вскоре Чернов услышал чьи-то шаркающие шаги и перед его взором возникла фигура женщины-бомжа, которую он видел вчера вечером. Она была одета в грязные лохмотья, на ногах — стоптанные ботинки без шнурков, а волосы у нее слиплись и торчали в разные стороны и с ними, наверное, не справился бы ни один гребень. Но даже это странное, несчастное существо не вызвало у Федора сейчас неприязни.

Все лицо женщины покрывали мелкие морщины со въевшейся в них пылью, да вдобавок левую щеку пересекал глубокий шрам, и определить, сколько ей лет, было трудно. Возможно, тридцать, возможно, шестьдесят, хотя до зрелого возраста такие люди доживают очень редко. Увидев его открытые глаза, она широко улыбнулась похожим на старую мочалку ртом, где торчало всего три или четыре зуба.

— Чё, живой? — риторически поинтересовалась она и крикнула куда-то наверх: — Живой!

Оттуда донеслось невнятное ворчание, словно издавал его не человек, а животное. Впрочем, в нем не ощущалось никакой угрозы. Скорее, недовольство из-за свалившихся на голову дополнительных хлопот.

— Пить… — прошептал Чернов.

Женщина ненадолго исчезла, а потом появилась опять. В руках у нее была почти полная пластиковая бутылка из-под минералки. Она приподняла голову Федора и приложила бутылку к его губам.

Вода показалась ему необыкновенно вкусной. Даже мысль о том, что ее набрали неизвестно где, что вся компания бомжей могла по очереди облизывать горлышко бутылки, не испортила Чернову удовольствия. Он долго и жадно пил, чувствуя, как струйки влаги текут у него по подбородку, шее, груди. А напившись, устало откинулся назад.

Бомжиха гортанно засмеялась, довольная и незнакомцем, и собой. Она тщательно, типично по-женски поправила что-то, укрывавшее его. Только сейчас Федор понял, что лежит не на земле, а на чем-то мягком — это был старый, очевидно, выброшенный кем-то на помойку матрац. Сверху же на него набросили неопределенного цвета, прорванное во многих местах пальто. Оно тоже было ужасно грязным, но сейчас Чернову на это было наплевать. Главное, ему было тепло, и, утолив жажду, он опять провалился в темноту.

Во второй раз за этот день Федор очнулся ближе к вечеру, когда солнце переместилось на другую сторону моста и уже почти касалось пологого берега. Чувствовал он себя гораздо лучше. Во всяком случае, сразу вспомнил, где находится и что с ним случилось. Теперь ему даже удалось повернуться на бок, приподняться на локте и осмотреться.

Под мостом он был один, но чуть выше лежало несколько матрацев, другое тряпье. Была там и кое-какая утварь: пара кастрюль, чайник, сковородка, — и что-то вроде очага, сложенного из кирпичей. Очевидно, бомжи ушли на поиски пропитания, а значит, скоро должны были появиться опять, если, конечно, у них не было другого пристанища.

Даже от такого небольшого усилия голова у Чернова закружилась, перед глазами в очередной раз расплылись фиолетовые круги. Сказывалась большая потеря крови, но, к счастью, рана у него уже перестала сочиться. Увидеть это ему было трудно, поэтому он просто потрогал рукой сильно болевший бок и ощутил сухую заскорузлую ткань. Опасаясь вновь потерять сознание, он лег на спину, устроился поудобнее и стал ждать.

Бомжи появились, когда уже начинало темнеть. Скорее всего, они промышляли парами, и первыми пришли двое мужиков, в том числе тот, с бельмом на глазу, а чуть позже — еще один мужчина и женщина, ухаживавшая за Федором. Каждый из этих людей принес по несколько полиэтиленовых пакетов, набитых всякой всячиной, добытой за день. Это была не только еда, но и какие-то тряпки, яркие коробки, треснувшие чашки и тарелки, игрушки, старые газеты и журналы.