Виктория Платова - Смерть в осколках вазы мэбен

— Ехать? — Художник с удивлением посмотрел на меня.

— Конечно, — я кивнула. — В Москве мне больше делать нечего, поэтому, — я посмотрела на часы, — через пару часиков я отбываю в родной Питер.

— Уже? — огорчился художник. — А вам обязательно нужно уезжать? Может, все-таки задержитесь? Мы бы погуляли вечером по Москве, а потом…

— Что потом? — спросила я. — Бегали бы, высунув язык, в поисках места в гостинице?

— Зачем же? — Он улыбнулся и кончиками пальцев коснулся моей щеки. — Я же говорил вам, что сам коренной москвич и в Петербург переехал всего несколько лет назад. Здесь у меня осталась квартира родителей. Поэтому мы отлично сможем устроиться там.

Вот только этого мне не хватало! Только этого! Ночь в чужой квартире, да еще и с чужим мужиком, который, видимо, не станет разводить церемонии, а прямо и конкретно приступит к делу. То есть к моему телу. Нет уж! Не скажу, что я такая уж святая и всего одного мужчину знала, десятка три наберется за всю мою сознательную половую жизнь, но сейчас меня как-то на других не тянет, тем более что Герт всегда под боком. В последние три года отошла я от всех этих скоропалительных романов. Не нужно мне приключений на свою… Ладно, что он там распинается?

— Вы только не подумайте, Леда, — Иванов завладел обеими моими руками, — что я делаю вам какое-то непристойное предложение. Напротив, я отношусь к вам с уважением. Вы вообще можете остаться там одна, а я переночую у кого-нибудь из родственников.

— Только этого не хватало! — вырвалось у меня.

— Я готов выполнить любое ваше желание. — Иванов слегка сжимал мои руки. — Вы согласны?

— Нет! — Я резко освободилась. — Я обещала Герту, что вернусь сегодня вечером, и менять свои планы мне совершенно не хочется. Простите, если я вас обидела.

— Ничего, ничего, — заверил меня авангардист. — Это вы меня простите.

— Ничего, — сказала я. — Но сейчас я бы хотела покинуть вас, чтобы привести себя в порядок. Носик попудрить, сами понимаете.

— Дамская комната на втором этаже, — подсказал Иванов, — как выйдете в холл, сворачивайте направо и идите по коридору до конца. А я подожду вас в вестибюле.

— Не стоит, до свидания, — быстро произнесла я и, подхватив сумку, поспешила к выходу из бара.

Я точно следовала указаниям Иванова, но, наверное, что-то все же перепутала. Коридор не просто сворачивал вправо, он делал это несколько раз, а в конце никакой дамской комнаты не было, напротив, была лестница, ведущая вверх. Ладно, поднимусь туда, может, там она и должна быть.

Но лестница вывела меня к галерейке, откуда я рассматривала панно. Ну не идти же мне к этому Паку, чтобы он объяснил мне дорогу. Мне и одного разговора с ним вполне хватило. Мое дело вообще маленькое. Карчинский попросил меня передать вазу и письмо, что я и сделала. Стоп! Письмо! Чертово письмо, про которое я и не вспомнила. Нет! Как раз вспомнила. Хорошо еще, что не в поезде, когда он уже подъезжал бы к Питеру. Вот было бы дело! Так, придется извиниться перед этим нахалом и отдать ему письмо. Какое счастье, что меня задержал Иванов, иначе я давно бы отсюда убралась и про письмо точно не вспомнила бы.

Вот и знакомый коридорчик, а за ним приемная. Пустая по-прежнему. И дверь в кабинет приоткрыта. Может, Пак уже ушел куда-нибудь? В этом случае я просто оставлю письмо на столе и сама потихоньку уйду. Отличная мысль, на удивление все хорошо складывается.

Я осторожно приоткрыла дверь и заглянула в кабинет. Никого. Просто чудесно. Все так же осторожно, стараясь не шуметь, я вошла внутрь и приблизилась к столу. Но все мысли тут же вылетели у меня из головы, когда я увидела в углу груду черепков. Разбитая ваза! Та самая ваза, которую меня просил доставить сюда Карчинский и которую я везла с такими предосторожностями. И сомнений у меня никаких не было в том, что это та самая, потому что черепки покоились на мягкой бумаге розовато-кремового оттенка. Именно в нее и была завернута моя ваза.

Моя ваза! А этот придурок ее разбил! Уничтожил такую красоту! И как только рука поднялась?! Зачем, ну зачем он это сделал? Я в растерянности стояла посреди кабинета, глядя на груду черепков, но тут громкий и резкий голос прервал мои размышления.

— Ты всегда так долго возишься? — спросил резкий голос с очень сильным акцентом.

— Сейчас иду, — ответил ему низкий голос, показавшийся мне знакомым.

Конечно, это же голос Пака, с которым я разговаривала здесь какой-то час назад. Вот только уверенности и властности в нем поубавилось, наоборот, появились подобострастные нотки. Как, однако, быстро меняется человек в зависимости от обстоятельств.