Виктория Платова - Смерть в осколках вазы мэбен

— А ты думаешь, что у меня в старости совсем память отшибло? — Он хрипловато засмеялся. — Так я еще и не такой старый, как тебе кажется.

— Я не это хотела сказать, — слабо пискнула я.

— Знаю, — он махнул рукой. — Не обращай внимания. А тебя я помню, и как в кафе с тобой разговаривали, и про твоего брата. Скажи, ты знаешь, что такое красота? Только настоящая красота, безо всяких подделок.

— Не уверена, — я покачала головой. — Красоту все воспринимают по-разному. Что для одного потрясающе красиво, идеально красиво, другому может казаться банальным, заурядным. Красоту каждый чувствует своей душой. Иногда можно замереть возле маленького листочка с капелькой дождя на черенке, иногда можно задохнуться от восторга, глядя в бескрайнее звездное небо, или плакать от радости, идя по берегу, когда ветер гнет деревья, а на берег накатывают серые волны… Да мало ли. Просто это остается в памяти на всю жизнь, и ты вспоминаешь, что видел кусочек прекрасного.

— А в человеке?.. — тихо спросил он. — Ты веришь, что человек может быть очень красив?

— Верю, — я кивнула. — Только это, как ни странно, не связано с внешней красотой. Или, может быть, я таких людей не встречала. Но смотришь на человека и вдруг понимаешь, что он действительно красив. Мне казалось раньше, что это придумали поэты и писатели, что человек может быть красив внутренне, а какой он внешне, совсем неважно. Но получается, что они правы. Красивым по-настоящему бывает тот, в ком есть какая-то внутренняя чистота. Сейчас трудно это заметить, люди чаще всего измотаны, закрыты. Но я иногда бываю в командировках, смотрю на стариков, в них это есть. Или в детях, пока они еще не столкнулись с этим лживым миром и не научились лгать.

— Сама придумала? — спросил он, совсем как несколько дней назад Иванов. — Занятно мыслишь.

— Так говорил один мой приятель-философ. — Разговор напоминал почти дубль того, предыдущего.

— Да, — Старый рокер мотнул головой. — Действительно, так мог сказать только философ. Он умер?

— Не знаю, — я растерялась. — Уехал в Сибирь, а больше я о нем не слышала.

— Значит, умер. Такие слова мог сказать только обреченный.

Он тяжело поднялся, пребывая в глубочайшей задумчивости, даже отрешенности. Я не знала, о чем думал этот человек, проживший долгую и, в общем-то, никчемную жизнь. Может быть, о своем одиночестве, которое является единственным его спутником на закате лет? Невольно он вверг и меня в состояние отрешенности, и, возможно, поэтому я не сразу заметила сверток, по рассеянности оставленный им на скамейке. Старый рокер уже исчез, и мне пришлось взять сверток с собой… Какое-то странное чувство охватило меня, когда он оказался в моих руках. Я заспешила к выходу из парка. Почему этот человек всегда говорит загадками? И почему он вдруг заговорил о красоте? И еще мне хотелось узнать, что в таинственном свертке. Но хватило сил не развернуть его до самого дома.

Я сидела и не отрываясь смотрела на вазу мэбен, которая стояла на столе. Невероятно! Мысли прыгали, как мячики от пинг-понга. Ваза мэбен! Широкое тулово и вытянутое узкое горлышко, которое предназначено всего лишь для одной-единственной цветущей веточки сливы мэхва. Какое изящество линий, какие странные впадинки, по ним так и хочется провести кончиками пальцев, коснуться каждой неровности, каждой выпуклости, чтобы подняться к самому горлышку.

Ваза мэбен! Я вздрогнула. «Я наконец-то получила ее, — прозвучал в памяти голос. — Я всегда получаю то, что захочу». И тут же другой: «Убийца забрал вазы». Я вскочила и бросилась к телефону. Только бы Воронцов был на месте!

Только бы!

Она повернула голову и снова взглянула на вазу. Какое совершенство! Оно никогда не сможет надоесть. Чем больше смотришь на нее, тем больше открываешь. Совсем как в самой себе. Раньше она не могла бы сказать, что ей нравится собственное тело, такое доступное и потасканное. Но теперь… Теперь она может любоваться собой часами.

Диана медленно встала и перешагнула через край ванны, наполненной лопающейся розовой пеной. Небрежно накинула халат и подошла к бару. Что бы выбрать? Пожалуй, немного мартини. Теперь она может выбирать все, что угодно. Раньше за нее выбирали другие, но теперь они с ума сходят от ее лица, походки, фигуры, ее чарующей полуулыбки.

Скрипнула дверь, и раздались тяжелые шаги. Диана спокойно повернулась, не ожидая ничего плохого.

— Не узнаешь, сучка? — раздался голос, и бокал выпал из ее пальцев…