Виктория Платова - Смерть в осколках вазы мэбен

— Ну ты, мать, совсем офигела, — с чувством произнес он. — Мы тут с ума сходим, а ты заявляешь как ни в чем не бывало: «В чем дело?» За такие слова тебе только по физии надавать, и дело с концом.

— Я не виновата. — Я попробовала освободиться от объятий Герта. — Так обстоятельства сложились. Но ведь ты сам куда-то пропал. Оставил записку и исчез.

— Дела были, — буркнул он, — но со мной-то ничего не случилось. А вот где ты пропадала?

— Позже расскажу, — ответила я. — Давай уйдем отсюда, а то на нас и так все глазеют.

Герт что-то недовольно пробурчал, но все-таки послушался. В машине мы почти не разговаривали, а не доезжая до дома, он затормозил:

— Давай сейчас выкладывай, а то там твоя мамочка. Боюсь, что нам поговорить толком не удастся.

Герт был совершенно прав. Моя мамуля никому и рта не даст открыть, пока не прочитает все свои нотации. Но зачем, спрашивается, он ей сказал, что я пропала? На свою голову только неприятности приобрел. Я набрала в грудь побольше воздуха и выложила ему все, что произошло. Он слушал молча, не перебивая, временами бросая на меня мрачные взгляды. Когда я закончила, зло сказал:

— Я этому подонку башку сверну.

— Кому? — удивилась я. — Герт, перестань, выкинь это из головы.

— Этому… художнику. Иванову. Этой мрази, — Герт не на шутку завелся. — Кто же знал, что он сумасшедший!

— Тем более не стоит с ним связываться. Мне кажется, что наши с ним пути вообще больше не пересекутся.

— Знаешь, — сказал вдруг Герт, — а ведь это вполне мог сделать он.

— Убить? — Я уставилась на своего друга. — С чего ты взял?

— С того. Он, очевидно, обо всем знал, ну или догадывался. Он ведь сначала преклонялся перед Карчинским, что тот рисует такие картины. Сам тоже пробовал, но только делал точные копии. А Карчинский всегда работал «по мотивам». Брал сюжет, но добавлял что-то свое. Видела же картины в ресторане, так это работа авангардиста.

— Иванова?

— Именно. Только об этом почти никто не знает. Мне Юрка по секрету сказал. Так вот, он мог разочароваться в своем кумире и начать ему мстить. А что, вполне логично.

— Нет, — я покачала головой, — не логично. Тогда ему нужно было начинать с Карчинского, а не идти таким долгим путем. И потом, вчера ведь он был со мной, значит, Карчинского убить никак не мог. И струна… Зачем ему струна?..

— Сам не знаю. Кажется, что вот-вот, и все станет понятно, так нет, ускользает, зараза. А теперь убийца может затаиться. Возможно, мы так и не узнаем, кто он.

— Знаешь, для меня даже важнее не «кто», а «почему». Почему он это делает?

— Мне кажется, — сказал Герт, включая мотор, — что нормальный человек вообще убийцу не может понять, потому что тот мыслит совсем по-иному.

От этих слов мне почему-то стало жутко. Действительно, убийца внешне ничем не отличается от любого человека, он ходит, разговаривает с окружающими, шутит, смеется, но мыслит… мыслит он совсем по-другому. И никто не может, понять, почему этот человек так хладнокровно обдумывает убийство. Но обдумывает — это одно, он ведь приводит свои мысли в исполнение. Вот он приближается к своей жертве. Возможно, даже говорит с нею сначала. А потом набрасывает на шею струну. И душит… Страшно представить. Ведь жертва сначала не подозревает о его намерениях, но потом начинает сопротивляться.

Они же не стояли молча, дожидаясь, пока он их задушит. Они ведь пытались освободиться. Банкир, например. Или Алексей. Молодой парень, неужели он совсем не сопротивлялся? Но каков убийца, он ведь должен обладать изрядной силой, чтобы вот так задушить человека.

Машинально я взглянула на руки Герта, лежащие на руле. Сильные и уверенные руки и к струнам привыкшие. Музыкант половину своей жизни, он-то держал в своих руках тысячу разных струн. А вот если бы он захотел накинуть такую удавку на шею и затянуть ее? По спине побежали мурашки, а ладони вспотели.

— Что с тобой, малышка? — Он повернул ко мне лицо. — Почему ты так смотришь?

— Просто так, — соврала я. — Что-то мы долго едем.

— Сейчас будем дома, — ответил он и поднял руку.

Как при замедленной съемке я видела, что его рука приближается к моему лицу. Еще немного, и эти сильные пальцы коснутся меня. Моего лица, моей шеи. А в кармане у него может быть гитарная струна.

— Нет! — закричала я, отталкивая его руку. — Нет, меня ты не убьешь!

Я сидела на кровати, закутанная в одеяло, держа в руке чашку крепкого чая с лимоном. Герт сидел рядом и непрерывно гладил мои волосы. Мама находилась в соседней комнате, но заглядывала через каждые пять минут.