Элмор Леонард - Бандиты

Он кивком указал на потертый диван с растрескавшейся кожей, древний, как сама контора «Муллен и сыновья».

Амелита послушно уселась на диван и спросила:

— А почему вы так ее называете?

— Как? — переспросил Джек, косясь на хаос, царивший у Лео на столе. Письма, деловые записи, у телефона лежат бланки вызова. Ни одного заполненного бланка. Слава богу, на сегодня больше дел нет.

— Почему вы называете ее «сестра Люси»? Она уже больше не монахиня. Просто Люси, Люси Николс.

Джек быстро поднял голову и уставился на девушку, привольно устроившуюся на старом диване Лео. Что она такое говорит?

— То есть как это — больше не монахиня? Я называл ее «сестра Люси». — Он помолчал, припоминая. — Точно, называл, и она не стала меня поправлять.

— Она привыкла, чтобы к ней так обращались.

— И эти парни в миссии — они тоже называли ее «сестра». Я сам слышал. И Лео, мой босс… — Тут Джек остановился, соображая, идет ли Лео в счет. Пожалуй, нет. Лео просто решил, что Люси — монахиня, раз она жила в миссии в Никарагуа.

— Про них я ничего не знаю, — гнула свое Амелита, — а про Люси точно знаю, что она теперь не монахиня. Раньше была, а теперь — нет. Сами подумайте, если б она все еще была монахиней, стала бы она надевать джинсы «Кельвин Кляйн»? Я тоже такие куплю, когда поеду в Лос-Анджелес.

— Да, насчет джинсов я уже думал.

— Точно куплю, как только приеду.

— Откуда ты знаешь про нее? Она сама тебе сказала?

— Сказала в машине, когда мы ехали из Никарагуа. Сказала, больше не будет монахиней. Больше не могу, говорит.

— Так и сказала?

— Я же говорю — так и сказала.

— Ты уверена?

— Сам спроси, если не веришь, — огрызнулась Амелита. Взгляд ее рассеянно блуждал по комнате, задержался на лицензии Лео в рамочке на стене, вернулся к Джеку. Джек так и стоял у стола. — Когда она была монахиней, она была очень милая. Самая милая из всех в «Саградо Фамилия».

— А теперь разве нет?

— Да, но теперь она стала совсем другой. С ней что-то происходит.

Наконец телефон зазвонил.

— Джек? Это Люси. — Он не сразу ответил, и она еще раз окликнула его: — Джек!

— Как прошел обед?

— Я бы хотела рассказать. Но не по телефону.

— Креветки с пивом?

— Наверное, я больше не буду встречаться с отцом. Никогда. Как Амелита?

— Все в порядке. Что случилось?

— Мне нужно поговорить с тобой. — Голос у нее был вроде бы прежний, но в нем чувствовалось напряжение, словно Люси с трудом сдерживала дрожь. — Привези Амелиту, если тебе не трудно… Я дома, у мамы, Одубон, сто один, по ту сторону парка.

— Я знаю это место. Ты там одна?

— Со мной Долорес, наша экономка… Приезжай поскорее, только не на катафалке. Будь поосторожнее.

— У меня есть машина, — сказал он. Немного подождал и произнес, впервые к ней так обращаясь: — Люси!

— Да?

— Сейчас мы приедем.

Люси провела Джека по коридору, увешанному какими-то расплывчатыми портретами и заключенными в рамку снимками карнавальных празднеств, через залы и столовые — затемненные, строго официальные — на застекленную террасу, изображавшую из себя уголок тропического леса. Обои украшал золотисто-зеленый рисунок из банановых листьев, стоявшие на полу гигантские зеленые пальмы и папоротники в кадках жадно поглощали свет, ротанговую мебель украшали зеленые же подушки, под потолком вращался вентилятор, а за дымчатым стеклом бара приветливо мерцали ряды бутылок. На низеньком кофейном столике стоял стакан шерри. Люси, одетая в белую блузу, широкие бежевые брюки и сандалии, была тиха и приветлива. Предложила Джеку самому налить себе выпить — он выбрал водку, бросил в стакан несколько кубиков льда, — дважды переспросила, не голоден ли он, ведь Долорес будет готовить ужин для Амелиты и могла бы заодно накормить и его.

Джек отказался. Люси сообщила, что Долорес успела сегодня побывать в церкви. Долорес, добавила она, с незапамятных времен ходит в негритянскую баптистскую церковь на Эспланаде. Долорес научила ее протестантским песнопениям. Мама даже вздрагивала, когда они принимались распевать псалмы на два голоса. Джек, отхлебнув глоток, внимательно посмотрел на свою собеседницу:

— Так вы больше не монахиня?

— Теперь уже нет, — ответила она.

— А я называл вас «сестра».

— Назвали пару раз.

— Теперь вы говорите по-другому.

Она улыбнулась, недоумевая.

— В смысле, не так, как днем.

— Дайте мне попробовать это, — попросила она, указывая на его стакан. Джек протянул ей стакан с водкой, она осторожно отпила, проглотила, выпятив прелестную нижнюю губку. Разочарованно покачала головой: — Нет, водку я все равно пить не могу.