Наталья Павлова - Золото Афродиты

— Я не могу поверить в действительность, может, это сон?

Чернов не дал ей договорить.

— Я испытываю то же самое, что и ты, поверь мне. С тобой я теряю голову, чувствую себя на пике своей молодости, — признался он.

Легко приподнял её над полом и посадил к себе на колени.

От его волос исходил свежий запах ароматной шампуни, под его плотной, эластичной кожей она чувствовала упругие, сильные мышцы. В них был неисчерпаемый запас энергии, в которой она так нуждалась. Всё было естественно и прекрасно. Она ощущала необыкновенное умиротворение, когда его теплые, широкие, мягкие ладони гладили её обнаженное вздрагивающее тело.

— Поклянись, что у тебя ко мне серьёзные намерения и скажи мне, что ты любишь меня и никогда не предашь, — сказала она, глядя в его глаза.

— Клянусь, что люблю тебя всем сердцем, прошу тебя быть моей женой.

— Я согласна.

В этот момент в дверь постучали, Чернов встал и открыл её. На пороге стоял портье с передвижным столиком с едой. Поставив его возле дивана, он удалился.

После выпитого вина они почувствовали страшный голод и с аппетитом принялись за еду.

Засыпая под утро под легким, тёплым одеялом на руке у Чернова, Светлана блаженно прошептала:

— Нет, это всё сон, это сказка, такого в жизни не бывает.

— Милая, это явь, поверь мне. Такое состояние бывает у людей, когда они счастливы, понимаешь? — услышав её шепот, ответил Чернов.

В глубине души Ада Васильевна сожалела, что так поступила с Князевым. Слишком серьёзно он пострадал, а она этого не хотела. Надеялась на то, что проучит мужа—изменника, заодно попугает его ненавистную любовницу, а вышло всё так трагично.

Идиот Сальников перестарался и здорово наподдавал «сладкой парочке», особенно досталось мужу. Он буквально едва не умер на подиуме, так по — зверски Сальников вцепился ему в горло и душил до потери сознания. Ада Васильевна, когда увидела Князева в реанимации на искусственной вентиляции легких, чуть сама не лишилась чувств. При одной мысли, что он не придет в себя и умрёт, ей становилось страшно. Ещё страшнее было сознавать, что она сама заварила эту кашу и является по сути дела чуть ли не убийцей мужа. Видит Бог: она не хотела серьёзных последствий.

На «тренировках» Ада Васильевна несколько раз предупреждала Сальникова, что убивать никого нельзя, можно только «помять бока», но, как говорится, заставь дурака Богу молиться, он и лоб разобьёт. Благодаря медикам Князеву вернули жизнь, но оказалось, что он напрочь потерял память.

Такое случается при тяжелых травмах головы. Князев не узнавал жену, нёс постоянно чушь, общаться по—человечески с ним было невозможно. Он только ел, ел и ел. Она носила ему сумками передачи, муж жадно набрасывался на еду, было страшно смотреть, с какой торопливостью он моментально проглатывал продукты и через некоторое время, заглядывая в пустую сумку, задавал вопрос: «А почему ты мне ничего не принесла поесть? — и, плача, добавлял: — Хочешь, чтобы я умер с голода?»

Она была в шоке. Носить еду три раза в день было выше её сил. Постепенно она убедилась, что у него окончательно «съехала крыша» и решила забрать его в свою больницу, потому что разрываться между ненасытным мужем и работой не было времени. Вдобавок ко всему, он иногда на всю палату плёл какую—то несуразицу о том, что у него есть драгоценности, их очень много и он один знает, где они хранятся. Переходя на шёпот, твердил, что на их дачном участке закопан мешок с богатствами. Как только он выйдет из больницы, возьмёт её с собой, и они поедут и раскопают клад. Больные в палате посмеивались над его рассказами. Князев злился, с пеной у рта уверял окружающих, что как только выпишется, обязательно покажет всем неверующим драгоценности. О его «кладе» уже знала вся больница, и Ада Васильевна решила (чтобы меньше было разговоров) забрать его под своё постоянное наблюдение. Она поместила Князева в отдельной палате, возле своего кабинета и принялась лечить новейшими лекарствами. Толку от лечения не было никакого, в голове Князева была две доминанты — еда и постоянные рассуждения о спрятанном кладе. Аду Васильевну разговоры о золотых украшениях и драгоценных камнях выводили из себя. Она пыталась разуверить его в бредовой идее, но муж упрямо твердил одно и то же.

Когда она по утрам входила к нему в палату с домашней едой, он накидывался на продукты, уплетал всё до последней крошки, а после этого предлагал ей поехать с ним в то место, где лежат сокровища. Ада Васильевна с глубоким сожалением смотрела на него и с иронией в голосе соглашалась, что когда—нибудь поедет.