Дональд Уэстлейк - Наемники

— Послушайте... — начал было, заикаясь, Клэнси. — Послушайте...

И замолчал. Мы все обратились в слух, но он так больше ничего и не сумел из себя выжать. Он лишь смотрел на нас широко распахнутыми, безумными глазами, переводя молящий взгляд с одного на другого, и лицо его, с которого навсегда исчезла извечная учтивая улыбочка, перекосилось.

— Это правда, — тихо проговорил Джо Пистолет. Он глянул на меня и одобрительно кивнул. — Все так и есть. Старквезер кашлянул и робко встал со своего стула.

— Я лучше пойду, — предложил он. — О ситуации с деньгами мы можем поговорить как-нибудь в другой раз.

— Позвонишь мне завтра, — велел ему Эд, не отводя взгляда от Клэнси.

— Обязательно.

Старквезер поспешно засеменил к двери, не желая знать, что будет происходить здесь дальше, а Эд снова заговорил, обращаясь к Клэнси:

— Это все из-за тебя. Весь кавардак начался по твоей милости. Ты пустил по нашему следу полицию, убил собственного брата и поставил под угрозу всю организацию. Это все ты. Мой чертов адвокат, будь ты проклят.

Клэнси задвигал посиневшими губами, но не смог произнести ни звука.

— Ладно, — сказал Эд, вставая с кресла. — Ладно, — повторил он. — Пойдемте-ка и мы отсюда.

Тесной толпой обступив Клэнси, мы все впятером направились к лифту. Я нажал кнопку вызова, и нам пришлось немного подождать, пока дежуривший в ночную смену вахтер доставит лифт на наш этаж. Мы дружно вошли в кабину и молча поехали вниз. Я все ожидал, что Клэнси вот-вот попытается выкинуть какой-нибудь фор-тель, но, должно быть, он все-таки понимал, что стоит ему только открыть рот — и старику вахтеру придется распрощаться с жизнью. Как бы там ни было, а вел он себя вполне прилично.

Оказавшись на нижнем этаже, мы вслед за вахтером прошли к стеклянным дверям и подождали, пока он отопрет для нас одну из створок. На прощанье старик улыбнулся, кивнул нам и пожелал всем спокойной ночи. Мы ответили ему тем же. Все, кроме Клэнси.

Тони Челюсть отправился за машиной, а мы остались дожидаться его на тротуаре. Я держался поближе к Клэнси, ожидая от него всего, чего угодно, готовый к тому, что он попытается убежать или же начнет звать на помощь, но он, пришибленный, раздавленный, стоял тихо и смирно.

"Роллс-ройс” Эда, шурша шинами, подрулил к тротуару, и мы без суеты расселись. Джо Пистолет занял место впереди, рядом с Тони, в то время как Эд, Клэнси и я расположились на заднем сиденье — теперь Клэнси был зажат между нами. Машина плавно отъехала, направляясь в другой конец города.

Один раз Клэнси судорожно сглотнул и сказал: “Эд, я...” — но снова замолчал и за всю дорогу не произнес больше ни слова.

Тони выехал прямым ходом на Девятую авеню, направ-ляясь к туннелю Линкольна. На подъезде к контрольным пунктам на выезде из туннеля со стороны штата Нью-Джер-си я упреждающе положил Клэнси руку на колено на тот случай, если он вдруг задергается и надумает взывать о помощи к служителю в будке, принимавшему деньги за проезд по платной магистрали. Я видел, как он весь напрягся, но проехали мы без проблем, и я почувствовал, как Клэнси сразу как-то обмяк. Все. Надежда, как говорится, умирает последней. Возможно, Клэнси до сих пор не верилось, что его билет взят только в одну сторону.

Тони вел машину по дорогам Нью-Джерси, строго соблюдая все ограничения скорости. Какое-то время мы ехали по шоссе, разделенному на четыре полосы, затем, свернули на трехполосное, потом проехали по разбитой асфальтовой дороге со встречным движением, с которой свернули уже на узкую грунтовую дорогу. И наконец остановились.

Мы все вышли из машины. Была непроглядная темень, со всех сторон нас окружала плотная стена деревьев, в воздухе витал запах болотной сырости, и единственным источником света была неполная луна и россыпи звезд на небосклоне. Небо к востоку полыхало ярким заревом — в той стороне остался Нью-Йорк. Было жарко и душно, но никто из нас, похоже, не замечал этого.

Эд стоял спиной к черному “ролле-ройсу”. Тони занял место слева от него, а справа встал я. Джо Пистолет остановился поодаль, у переднего бампера, как бы в роли наблюдателя, а не участника происходящего. Окончательно сникший Клэнси, опустив голову, стоял перед нами.

Эд заговорил, обращаясь к Клэнси впервые с тех пор, как мы покинули контору.

— Ты подохнешь здесь, Клэнси, — сказал он. — И я хочу, чтобы ты знал за что. Не за убийство этой твоей телки Сент-Пол, или Бенсон, или даже собственного брата. Совсем не потому, что ты их замочил. Я не считаю убийство преступлением. Ты поплатишься за другой, куда более тяжкий проступок. За собственную тупость. Ты совершил дурацкое убийство, которое повлекло за собой два столь же тупых по замыслу и исполнению. Ты дал волю чувствам, потерял голову и напортачил, как ублюдочный лох. И подставил под удар наше дело. Вздумал сдать легавым одного из моих людей. Действовал непрофессионально, а у себя в организации я не потерплю никакого бездарного любительства.