Владимир Колычев - Раненый зверь

— Конечно, откуда ему знать, где его отец. Ходит где-то, — Павел махнул рукой куда-то в сторону.

Оксана ничего не сказала.

— Чего молчишь?

— Нельзя на людей наговаривать, — недовольно сказала она.

— На кого я наговариваю? На Лизку?.. Я ее с мужиком в постели застал!.. Я его с третьего этажа скинул! Шесть лет за это получил! Мать не пережила! Из-за Лизки все!.. О мертвых или хорошо, или ничего.

— Тебе нужно успокоиться. — Оксана села к нему на колени, обняла его с нежностью женщины, соскучившейся по мужской ласке.

— Да какое тут!..

— Жизнь продолжается.

— Ты со мной?

— Если скажешь, то да…

— Если как Лизка будешь, я тебя!..

— Не буду!

Павел усмехнулся. Лиза тоже обещала ему никогда не изменять, и чем все это закончилось?

— А со мной будешь?

— С тобой буду.

Оксана взяла его за руку, отвела в спальню, плотно закрыла за собой дверь и только тогда сняла с себя платье.

Семейная жизнь — это не только секс. Семейная жизнь — это еще и дети, о которых нужно заботиться, следить за их здоровьем.

Илья плакал, когда Павел забирал его из садика. Он хотел, чтобы за ним пришла мама. Оксана его успокоила, развеселила, дома накормила ужином. А потом он снова скуксился. Павел принял это за обычную смену настроения, но Оксана сразу заподозрила неладное.

У Ильи поднялась температура, и она снарядила Павла в дежурную аптеку. Он купил лекарства, градусник и фонендоскоп. Было уже темно, когда он подъезжал к дому. Свет фар выхватил бревно, лежащее поперек дороги у самых ворот.

Павел сомневался в том, что Илья его сын, но кто-то же должен заботиться о парнишке. Да и привык он к мальчику за те четыре дня, которые он жил у него. Каменев спешил, поэтому сначала сходил домой, отнес лекарства и только затем занялся бревном. Он склонился над ним, когда уловил смутное движение спереди слева. Кто-то подкрадывался к нему из-за машины. Парень стал разгибаться, чтобы повернуться лицом к возможной опасности, когда за спиной колыхнулся воздух. Но среагировать на это изменение в обстановке он не успел — что-то тяжелое с размаху опустилось ему на голову. Ощущение было таким, как будто в голове взорвалась граната. Теряя сознание, Павел ударил человека, который заходил к нему спереди…

Очнулся он в больничной палате. Яркий свет резал глаза, голова казалась тяжелой и гулкой, как чугунный котел. Оксана сидела перед ним и держала его за руку. Она клевала носом.

— Эй!

Девушка распахнула глаза, на радостях еще крепче сжав руку Павла.

— Ничего себе за хлебушком сходил!

— Тебе нельзя разговаривать! — спохватилась она.

— Да ладно… Нормально все… Где Илья?

— Дома. Я Иру попросила, она с ним осталась…

— Иру?

— Подругу свою… Тебе нельзя говорить!

Оксана поднялась и вышла из палаты. Павел проводил ее недоуменным взглядом. Он здесь, а у него дома какие-то Иры из медучилища. Может, и Робик с друзьями там же?

Оксана вернулась, села и снова взяла его за руку.

— Сейчас врач придет.

— Как ты могла Илью на Иру оставить? — возмущенно спросил он.

— А что мне делать? Ты уже восемь дней здесь.

— Сколько?! — Павел оторопело посмотрел на нее.

— Тебе операцию делали, осколок черепной кости вытаскивали. Это чудо, что ты в себя пришел, еще говорить можешь…

Павел мог и говорить, и соображать. И еще он жутко ревновал Оксану.

— Кто ж меня так?

Оксана опустила голову.

— Не понял!

— Маркел…

— Откуда ты знаешь? — Он подозрительно посмотрел на девушку.

Ему проломили голову с одного удара. Отморозки сделали свое дело и ушли. А может, они написали на воротах «Здесь был Маркел»? Но это вряд ли… Скорее всего, Маркел навещал Оксану в его доме, своими подвигами похвастался.

— Ты Мишка убил.

— Что?!

— Ну, не ты убил… Ты его ударил, он упал, а там клумба у тебя, из нее арматурина торчала… Ты, главное, не волнуйся, — Оксана двумя руками взяла Павла за руку.

Он понял, о какой клумбе шла речь. Ее затеял мужик, у которого Каменев купил недостроенный дом. Он вылил из бетона прямоугольный короб три на четыре метра, в который планировал засыпать двенадцать кубов чернозема. Короб отлили, но землю не завезли, а у Павла руки до этого не доходили. И еще надо было срезать остатки арматурных прутьев, торчащие из бетона. Но и за этим дело встало…

— Насмерть?

— Ну, если убил… — На глазах у Оксаны выступили слезы. — Прут в шею вошел, артерию порвал.

Но слезы высохли, как только в палату вошел врач — моложавый, поджарый, симпатичный.