А вчера вечером он понял — пусть ненадолго и нехотя, — что, когда сбрасываешь с себя бремя забот, тебе становится немного легче. Когда делишься своими тревогами и сомнениями с близким человеком, напряжение, которое давит на тебя постоянно, немного ослабевает. Впервые он по-настоящему понял, что имел в виду доктор Баркхёйзен, когда советовал ему «не интернализировать свою работу».
Правда, еще разговаривая с Алексой, он начал тяготиться другой мыслью: насколько по-другому могла бы сложиться его жизнь, если бы он в свое время не был так слеп и глуп. Весь день он гнал от себя вчерашнюю мысль, но сейчас она вернулась. Анна выслушала бы его, Анна бы ему посочувствовала, Анна бы поняла, если бы он пришел домой ночью и рассказал ей, как его пугает смерть. О крови, о запахе и о безжизненных, беспомощных телах детей, женщин и стариков. О том, как ты стоишь над трупом жертвы и думаешь: вот что люди способны сделать с людьми. А еще он рассказал бы ей о постоянном давлении со всех сторон. О вечной нехватке денег, о том, что приходится работать сутки напролет, разговаривать с родственниками жертв, отчитываться перед начальством. И терпеть презрительное отношение обывателей и прессы.
Если бы он в свое время делился с Анной своими мыслями и тревогами… Десять к одному, он не запил бы, и десять к одному, Анна не ушла бы от него. И он бы сегодня спал, прижавшись к ее теплой спине в супружеской постели, не испытывая досады и ненависти, какие он испытывает сейчас.
А он еще вообразил, будто ему удалось преодолеть последствия развода!
Жизнь — штука непростая. И ему совсем не помогали теперешние мысли. Особенно сегодня, потому что сегодня ему хватило.
Сегодня в кабинете Мани, после переговоров по телефону с Илзе Броди, психологом, Клуте зачитал им отзывы из Интернета. Люди реагировали на сообщения о стрелке в новостях, они реагировали в «Твиттере» и на «Фейсбуке». Чаще всего в комментариях говорилось о неспособности полиции справиться с преступником. Они слушали Клуте и сжимали кулаки в бессильной ярости.
А он, Гриссел, сидел и думал: так было и будет. Что с того, что «Ястребы» раскрывают громкие, резонансные дела? На них давят со всех сторон, а одобрения никакого. ЮАПС может делать что хочет, могут раскрывать одно дело за другим, медленно, но верно понижая статистику преступности, но не видать им ни благодарности, ни уважения… Может быть, в следующей жизни.
И все же деваться ему некуда, придется мириться с тем, что есть. Потому что он — полицейский. Он не может, да и не хочет заниматься ничем другим. Знай он заранее, что его ждут одни неприятности, может, он бы еще подумал, идти ли в полицию…
Он рассчитывал вечером поговорить с Алексой. Надеялся, что разговор по душам облегчит его состояние.
А Алекса, как выяснилось, надеялась совсем на другое. Купила сексуальное платье и рассчитывала на романтический ужин при свечах.
И не дождалась его, заснула. Стрелок спутал им все планы на вечер.
«По-моему, сегодня она надеялась, что потом… ну, вы понимаете…»
Если Элла намекала на то, что ему кажется…
Господи! Прошел почти год с тех пор, как у него в последний раз была женщина. Две недели назад в этой самой постели ему снилось, что рядом с ним лежит Алекса, что он обнимает ее, и ему было хорошо.
Сегодня его сон мог сбыться. Если бы не стрелок.
Сволочь!
Грисселу позвонили по телефону в половине шестого утра, когда ЦУИ получило первые результаты.
Очнувшись от глубокого сна, он принялся нащупывать мобильник на прикроватной тумбочке, сбросил его на пол, скатился на ковер, схватил трубку. Во рту у него пересохло, он ответил хриплым голосом:
— Алло…
— Бенни, извини, что разбудил… — сказал ван Вейк из ЦУИ.
Гриссел выпрямился, сел на кровать:
— Что-нибудь появилось?
— Тот тип на фото. Он русский. И был знаком со Слут.
— Русский… — Генри ван Эден оказался прав. — Кто он?
— Макар Котко. Инициалы соответствуют: «МК».
— Макар Котко… — Гриссел повторил иностранное имя. — И при чем же здесь он?
— Бенни, бригадир и Ньяти уже едут сюда. Положение немного щекотливое. Не хочу говорить по телефону…
Сейчас им только «щекотливых» дел не хватает. Особенно с утра пораньше… Подавив тяжелый вздох, Гриссел сказал:
— Я выезжаю.
* * *
— Uyesu! Господи! — воскликнул Ньяти.
Все разглядывали фотографию, распечатанную на обычном листе формата А4. Разрешение оказалось не очень высоким. Макар Котко был точно таким, как на снимке, присланном Соломоном. Правда, здесь он был не один, а в обществе еще трех человек. Одному из них Котко пожимал руку. Двое других стояли сбоку и улыбались.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу