Элмор Леонард - Будь крутым

После этого наступила пауза.

Чили стоял возле писсуара с прилипшей ко рту сигарой и слышал голос Линды в телефонной трубке: «Простите, это связь прервалась». Он спросил, как ее зовут, и она ответила: «Линда. Линда Мун».

Разговор длился еще несколько минут, и все это время шла запись. Он прослушал разговор еще раз, чтобы услышать этот выговор с легкой растяжкой, этот тон, искренний, неподдельный. В следующий раз он прослушает это, уже имея в голове сюжет: о девушке, которой нравилось петь, но не нравилось то, что она пела. Почему же она не бросит все это к черту?

Чили пошел обратно к столику, на ходу придумывая, что он скажет Томми. Его надо удивить, изобразить заинтересованность, начать импровизировать сценарий. Парню, списанному с Томми Афена, предстоит быть в центре. Звать его будет… Томми Аморе, как поется в песне, где еще луна кажется похожей на огромную пиццу. Что же касается девушки… Она поет в составе группы, но хочет петь по-своему. Она приходит в рекорд-студию к Томми, и с первого взгляда тот теряет голову, и дело начинает пахнуть керосином, черт его дери совсем. Что ж, она действительно талантлива? Правильнее будет сказать — из нее может выйти толк, если она будет слушаться Томми, делать все, как он велит. Но Линда своенравна и имеет собственное мнение. Она постоянно воспринимает в штыки то, что говорит Томми. В то же время развивается, так сказать, дополнительная сюжетная линия — тип, который, как подозревает Томми, преследует его… Тут настоящий Томми начнет кивать, потому что, может быть, ты попал в точку. Словом, все как в «Поймать Лео»: придумываешь сюжет, раздобываешь себе звезду для того, чтобы картина получилась, а дополнительная сюжетная линия — это стараться, чтобы тебя не убили, пока ты занимаешься картиной. Да, сделать так, как ты расскажешь. Как, похоже, и делаются все фильмы.

Выходя из «Эпикурейца», Чили Палмер взглянул на часы. Был час пополудни, и день стоял прекрасный — солнечный день середины сентября, когда на градуснике 25°, и машины по Беверли-бульвар идут ровным потоком, и пробок нет, как это чаще всего бывает в середине дня.

С Лорел-авеню из-за поворота на Беверли выкатил большой, с четырьмя дверцами, немытый седан. На повороте он вынужден был на несколько секунд встать, а Чили, подносивший в это время спичку к потухшей гаванской сигаре, оказался как раз напротив. Он обратил внимание на человека на переднем сиденье и рассмотрел его с расстояния не больше пятнадцати футов, потому что волосы того как-то не подходили его лицу. Лицо казалось гораздо старше, чем эта густая и черная шевелюра, похожая на парик, слишком большой по размеру. Мужчина повернулся, и Чили заметил, что на нем были солнечные очки. Мужчина глядел прямо на Чили, нет, глядел он мимо него, а потом седан тронулся, свернул на Беверли, очень медленно свернул, миновал припаркованные у тротуара машины и среди них машину Томми — белый «роллс», нарядный, как свадебный торт, — поравнялся с «фордом»-пикап и встал. Чили ждал. Это было похоже на сцену из кинофильма.

Передняя дверца седана открылась, и мужчина в парике вылез наружу. Жилистый такой, небольшой, лет пятидесяти. Нацепил на голову парик — волосы какой-нибудь кореянки, чтобы выглядеть моложе. Чили пожалел его. Не понимает, что в парике он выглядит дурак дураком. Надо бы ему это сказать, а сказав, тут же пригнуться. Похоже, мужчина этот из тех коротышек, что вечно настороже и в каждом слове усматривают обиду. Чили увидел, что мужчина смотрит в сторону кафе «Эпикуреец». Внимательно смотрит. А потом Чили увидел, что мужчина поднял обе руки, и в руках у него, о, господи, пистолет — на ярком солнце сверкнул металл. Теперь мужчина держал пистолет в одной руке и тянул эту руку вперед. Чили успел только крикнуть: «Томми!» Громко крикнуть, но было поздно. Мужчина в парике стрелял в Томми, выпуская пули одну за другой, как в тире. Стрельба была оглушительной, и тут же раздались вопли, скрежет стульев, люди бросились под столики на землю, послышался звон стекла — это разбилась витрина позади того места, где сидел Томми, а сам он продолжал сидеть неподвижно в своем кресле, свесив голову, весь усыпанный осколками и с осколками в волосах. Чили видел, как мужчина в парике оглядел картину содеянного им разрушения, видел, как он повернулся к машине, дверца которой так и оставалась открытой, и сунул руку внутрь, к ветровому стеклу. Он не спешил и сейчас глядел в его сторону, глядел прямо на Чили. Окинув его внимательным взглядом, он сел в машину, и она укатила.