— Можно я с вами постою, пока цыгане пройдут? — попросила Анна.
Женщина кивнула в сторону лавочки. Анна поставила свои сумки и присела сама, спрятавшись за незнакомкой.
А цыгане прошли мимо, громко разговаривая между собой на своём непонятном ей языке, и не обращая ни на кого внимания, что само по себе было очень странно для них.
Анна опять взяла свою ношу и пошла дальше, прямо по проезжей части, вдруг ставшей широкой улицы, а по тротуару ей навстречу теперь уже шли милиционеры в форме и с вещмешками и чемоданами в руках.
— Наверно где — то здесь их общежитие, — не успела подумать Анна, как упёрлась в высокую голубую стену, вставшую поперёк улицы.
Под ногами у неё была крутая лестница, уходящая глубоко вниз. А в самом низу справа находилась маленькая, закрытая дверь. Анна замешкалась, боясь оступиться и скатиться по ступеням.
Её немного потеснил, подошедший сзади мужчина в ярко — розовой, хорошо отглаженной рубашке. Он быстро спустился вниз и исчез за маленькой дверью, оставив Анну в полном недоумении. Там, где только что светилось яркое пятно его рубашки, сейчас темнела закрытая дверь.
Анна почувствовала, что её сильно тормошат за плечо. Голубая с облупленной краской стена вдруг стала коричневой двустворчатой дверью. Она находилась прямо перед носом Анны, но была закрыта. Между створками тонкой струйкой пробивался яркий солнечный свет.
Кто — то невидимый опять прикоснулся к Анне. Ей стало страшно.
— Наверно я больнице и меня приводят в сознание, — решила она, пытаясь открыть свои, вроде бы открытые глаза, но ничего не менялось. Ей стало трудно дышать.
— Нет, не хочу! Не хочу! Я хочу домой! — в отчаянии закричала Анна.
Коричневые створки двери распахнулись и она открыла глаза.
Яркое солнце заглядывало в окно сквозь неплотно задёрнутые шторы, заполняя комнату тёплым светом, щекоча лицо ласковыми лучиками.
— Никак тебя не разбужу, — склонилась над матерью обеспокоенная Рита. — Вроде бы ты спишь, но что — то пытаешься мне сказать.
Анна вздохнула большой глоток свежего воздуха. Видимо Рита открыла окно, пытаясь привести мать в чувство.
— Всё же пробуждение — это возвращение к жизни! Наверно я ещё поживу, ещё не время мне уходить, — успокаивала себя Анна, рассказав дочери свой такой странный и страшный сон. — Хотя мудрости за собой я ещё не наблюдала
Этот мир придуман не нами,
Этот мир придуман не мной.
Такого жаркого сентября Рита не помнила. Днём не чем было дышать даже в тени. А ночью, позабыв про все опасности, приходилось раскрывать все окна настежь, лишь бы хоть немного проветрить комнаты в доме. И даже лёгкий шелест листьев, любой шорох в траве мгновенно прерывал сон и мурашками сбегал по телу до самых пяток.
А на следующий день до обеда возвращалось вчерашнее пекло.
— Пока подпол не почистим, зимы не будет, — решили Анна с Ритой.
Конечно, почистить его нужно было ещё весной. Но тогда в очередной раз Анну отвезли в больницу с сердечным приступом и месяц Рита разрывалась между посещениями матери и работой. В результате в огороде росла одна картошка, да и то вся в траве. И ставить в подпол на зиму было нечего: ни солений, ни варений Рита не заготовила.
А потом все жизненные планы спутал Толян, наводивший на Риту панический ужас.
Вот и дотянули до сентября. А cейчас погода как бы давала им второй шанс, чтобы заготовить на зиму хотя бы картошку. И теперь Рита с Егором, пересиливая себя, два часа занимались грязной, вонючей работой — очисткой подпола. Вроде бы картошки оставалось не много, но она проросла и спуталась ростами в сплошной вязкий вонючий ковёр.
Наконец Егор выставил на кухонный пол последнее ведро, спортивно — быстро подтянулся на руках и вылез из подпола.
Синий кулончик незаметно выскользнул из расстегнувшегося кармана его рубашки и бесшумно исчез в темноте подпола, застряв где — то за отсыревшей доской подвальной перегородки.
Рита подхватила ведро и последним заходом поспешила с ним в конец огорода к выгребной яме, что бы высыпать этот надоевший, мусор, от которого уже даже не мутило, а просто воротило.
Ей показалось, что от ямы отбежал их, отсутствовавший уже три дня, рыжий кот. Нет, похоже, это были глюки, вызванные гнилостной вонью, или солнечные блики запутались в траве. Да и раньше их рыжая чистюля помойки не жаловал.
— Ну вот, теперь можно картошку копать, — закрыв вонючую яму крышкой, Рита оглянулась на грядки. Картофельная ботва давно пожухла и почти не проглядывалась среди вечнозелёных сорняков. А ведь летом они с Егором дважды пололи и окучивали её. Во второй раз после обеда Егор даже привёл в помощь всех своих друзей.
Читать дальше