Сергей Зверев - Тень убитого врага

И вот наступал день, когда отъевшегося, отмытого, слегка поздоровевшего пленника приподнятым тоном просили на выход: «Ну, вот и настал ваш час!..» – говорили ему. Ничего не подозревая, он выходил, в узком коридоре ему мгновенно совали в нос тряпку с хлороформом – и сознание покидало его.

Когда же оно возвращалось, несчастный обнаруживал себя в незнакомом, ярко освещенном помещении – собственно, это был соседний бункер, в полушаге от комнаты, где содержался узник, но он там никогда не бывал.

И обнаруживал себя он привязанным к особому вертикальному станку, стоящим на коленях и зафиксированным так жестко, что не мог пошевелить ничем. И крикнуть тоже не мог: в рот был туго вбит кляп.

Кроме него, в комнате находились еще несколько мужчин: двое-трое с деловыми, равнодушными лицами и один бледный, с мятущимся взглядом, старающийся держать себя в руках и не очень справляющийся с этим. Это и был приглашенный гость, заплативший огромные – огромные! – деньги, чтобы исполнить в реалити-шоу главную роль. Исполнителя.

Одним из спокойно-деловых был Геннадий. Заметив, что пленник приходил в себя, он начинал инсценировку. Объявлял, что заседание специального трибунала объявляется открытым, и зачитывал по бумаге, в чем обвиняется подсудимый – это был перечень отвратительных грехов, где в зависимости от фантазии Хвостенко могли фигурировать и инцест, и скотоложство, и убийства, и даже колдовство. Зачитав обвинение, Хвостенко предлагал присутствующим высказаться.

Тут наступала свобода слова. И подручные хозяина, и будущий исполнитель вправе были говорить что угодно, но каждый обязан был в заключение вынести вердикт. А далее по большинству голосов определялся приговор. И он всегда был смертный.

Это понятно: что бы там ни вздумал болтать гость, у прочих присутствующих других решений быть не могло… Впрочем, и гости являлись сюда не затем, чтобы болтать либеральный вздор.

И тогда, утвердительно кивнув, Геннадий объявлял:

– Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. В исполнение привести немедленно!

И вручал исполнителю пистолет, в котором, как было заранее оговорено, имелся один патрон – в патроннике.

Ради этого и платились огромные деньги.

Запрет запрету рознь. Окунуться в грязь низменных страстей легко. Убить человека – совсем другое дело.

Конечно, Студенецкий не мог знать, что испытывали в этот миг другие. Он описывал свои ощущения.

Когда его рука почувствовала прохладную сталь пистолета, он с острейшим, немыслимым разрывом души понял, что сейчас делает шаг в иную сторону бытия. Все, что было до этого, – всего лишь легкомысленная болтовня. Легко Глеб подхватил осторожные разговоры Геннадия на эту тему, легко понял, к чему тот ведет, пустился в умный, ироничный, с легким изящным цинизмом монолог… и, когда Геннадий, решив, что клиент созрел, уже всерьез предложил принять участие в «Суде» и назвал сумму, от которой рядового обывателя хватил бы удар, – сразу согласился. Ну что там в самом-то деле никчемная жизнь какого-то отброса! – она и ему самому в тягость, не говоря уж о других. А Глебу Студенецкому – острейшая проверка себя, своих духовных сил. Он и согласился, и все это ему казалось – так, мультфильм для взрослых.

Побледнел и растерял иронию он тогда, когда очутился в зале «Суда» и увидел скованного человека, которого ему предстояло убить. Он встретил его взгляд, поспешно отвел глаза – и, душевно содрогнувшись, понял, что этот человек не отброс, он не родился на дне жизни от нищих и пьяных горемык, нет, он был настоящим человеком, но случилось так, что не выдержал трудных испытаний судьбы. И теперь платит за это.

Глеб вдруг стал думать, что расплата несоразмерна слабостям. Хвостенко начал читать обвинительную речь, перечисляя мнимые прегрешения подсудимого, а Студенецкий все думал и думал и никак не мог собраться с мыслями и с силами, он ощущал себя так, словно это не кому-то, а ему самому сказали, что его должны расстрелять и у него есть десять минут на прощание с миром. И он никак не мог найти, что же ему следует сделать или хотя бы сказать.

– …Таким образом, – равнодушным судейским голосом бубнил Геннадий, – по совокупности совершенных деяний подсудимый заслуживает высшей меры наказания, каковой является… – Он поднял голову, странно изменившимся взором обвел присутствующих и задержался на лице Глеба. И после этого сказал: – Смерть.

Секунда молчания показалась Глебу бездной. Первый из подельников Хвостенко глухо молвил: