Татьяна Степанова - Улыбка химеры

Но счастье оказалось переменчивым. В результате серии крупных катастрофических неудач личного плана (скандальный развод с женой, которая сразу же бессердечно выскочила замуж за его товарища, благополучно родив ему близняшек-двойняшек) Биндюжный запил.

Освободить его от стойкой зависимости не смогли ни уговоры и увещевания друзей, ни грозные выговоры начальства. Биндюжного понизили в должности снова до рядового опера и сослали в «отстойник» — Скарабеевское отделение милиции, слывшее в районе тихим, отсталым углом.

От прошлой жизни у Биндюжного сохранился в Скарабеевке скворечник на шести сотках в полудохлом садовом товариществе, где он теперь и обитал летом и зимой, ржавые «Жигули», дворняга Химка и плешивый больной медвежонок Хоттаб, которого спас от браконьеров и подарил Биндюжному двоюродный брат-лесник.

Правда, кроме дома-скворечника, на шести сотках у Биндюжного, к счастью, имелась еще и баня. Он срубил ее собственноручно, угробив на этот каторжный труд весь свой отпуск. В эту самую новенькую, пахнущую сосной и липой баньку он и настойчиво зазывал встречать новый век всех своих друзей-корешков. И съехалось их 31 декабря в Скарабеевку немало.

Париться — жестоко, всей ордой начали еще с вечера. К бане подогнали колосовскую «девятку» и врубили на полную мощность магнитолу, чтобы за мыльной суетой не пропустить бой курантов.

Ровно с двенадцатым ударом вспомнили и о «господах офицерах» (кто-то сказал «товарищи»): разливали по кружкам, стаканам, ковшам, котелкам, зычно оглашая тосты. Потом снова жарко хлестались вениками и снова разливали, наполняли, оглашали: за присутствующих, за отсутствующих, за тех, кто на службе, дежурстве и в Чечне, за плавающих и путешествующих (Свидерко вдруг после третьего стакана с тревогой вспомнил о путешественнике Федоре Конюхове и предложил по-быстрому выпить за то, чтобы тот, не дай бог, не утонул в своем Тихом океане), за женщин (увы, их пока еще не было на этом банном мальчишнике), за настоящую любовь.

Последний тост заставил многих загрустить. Свидерко, например, вспомнил загадочную женщину-экстрасенса, пришедшую к нему в розыск с заявлением о краже сумочки из каюты теплохода во время плавания по маршруту Москва — Плес. Он дважды потом расспрашивал ее о приметах похищенных вещей, но так и не посмел открыться во внезапно вспыхнувшем чувстве.

Биндюжный, подкидывая дрова в раскалившуюся докрасна печку, вспомнил, как они жили с бывшей женой. Неплохо ведь жили, блин! И что ей было надо?

А Никита... Если бы Катя, находившаяся в это время далеко-далеко за лесами, за полями, снегами и сугробами, узнала о том, как встречает новый век начальник отдела убийств, она наверняка бы удивилась некоторой поразительной схожести деталей ритуала этой встречи. Или ритуал этот и правда стал настоящей народной традицией со времен «С легким паром»?

Но Катя в это время даже и не задумывалась об этом. А Колосов... В общем, когда пили «за настоящую любовь», лицо начальника отдела убийств было непроницаемым. Можно сказать даже — каменным. Чуть ли не чугунным.

А потом ему в ногу как пиявка вцепился этот чертов медвежонок, которого гости Биндюжного зачем-то приволокли с собой в баню и который таким образом выражал свой резкий протест.

Следующие за баней дни Никита помнил смутно. Кажется, второго числа с соседней спортивной базы подъехал еще народ. С ним появились два новеньких фирменных снегохода-скутера, один из которых уже третьего числа во время соревнований по преодолению скарабеевского оврага с крутыми отвесными склонами утопили в сугробе. Снегоход вытянули четвертого числа неизвестно откуда взявшимся краном. И вот как раз после этого знаменательного события в доме Биндюжного появились женщины.

Кажется, они тоже приехали со спортивной базы, иначе откуда бы им взяться? Их было три: Рита, Вика и Валентина. Колосову больше всех приглянулась Валентина. Она сидела напротив него за столом и попросила прокатить ее на машине.

Из всего последующего пестрого обилия впечатлений Колосову особенно запомнились настойчивые советы Биндюжного не ездить по эту сторону от Скарабеевки, потому что там выезд на Рублевку, гаишники — все сплошь «москвичи» и русского языка не понимают. Еще запомнились губы Валентины, дышащие сладким домашним ликером-настойкой, и ее полное круглое колено, обтянутое черным чулком.

В машине, конечно, было тесновато, но ради женщины Никита был способен и не на такие подвиги. Однако, когда совсем стемнело, Валентина вдруг неожиданно попросила отвезти ее домой в поселок Пасечный, и побыстрее, потому что «муж» должен был «вот-вот вернуться».