Иван Шевцов - Грабеж

Пришельцу нравится унижать людей. Ему по душе безропотные лакеи. Анатоль Павлов — один из них. Родители его живут в Крыму: мать и младшая сестренка. Отец от них ушел, у него где-то в Сибири другая семья. Анатолий парень одаренный. У него математический склад ума, способности к изобретательству. Кроме того, рисует, делает гравюры, занимается чеканкой. «Самородок», — говорит о нем Ипполит в кругу своих близких. Он ценит его, как серебряную ладью или хрустальную вазу, ценит не как личность, а как полезную вещь. Мелкими подачками Ипполит создал себе ореол отца-благодетеля, без которого будущий транспортник обречен на жалкое прозябание. Павлов предан шефу-покровителю и готов оказать ему любую услугу. Ему кажется, что Ипполит всемогущ и неуязвим, с академиками и министрами на «ты».

Размышления Ипполита прервал звонок, но не телефонный, которого он ждал, а дверной, нежданный. Ипполит затаился, пытаясь решить: кто это может быть. К нему не заходят без предварительной договоренности по телефону. Звонок повторился. Ипполит снял ботинки, в носках на цыпочках осторожно подошел к двери и заглянул в глазок. Первое, что он увидел, был офицерский погон с двумя просветами и двумя звездочками. Потом, через несколько секунд, обратив внимание на фуражку, Ипполит понял, что за дверью стоит подполковник милиции. Ипполит затаил дыхание. В голове стучал вопрос: один или с группой? Молнией сверкнула неприятная мысль: Коньков и его соучастники арестованы, и Павлов тоже, потому и не звонит. Павлов «раскололся»! Теперь пришли за ним! Вариант на этот случай у него заготовлен: он будет все отрицать, прямых улик нет, он будет валить на Павлова: он знал, что иду к ювелиру, он и организовал засаду. Ипполит представил себе картину обыска, потом наручники, допросы. До суда дело не дойдет, успокаивал себя, но все решилось неожиданно просто: подполковник позвонил еще раз, потом круто повернулся и ушел. Он был один. «Возможно, Добросклонцев», — с облегчением подумал Пришелец, вспомнив фамилию следователя. Он задержался у двери еще на несколько секунд для большей уверенности, что подполковник был один, и тут требовательно зазвонил телефон. Ипполит прошел в свой кабинет, взял телефонную трубку. Звонил Павлов. Ипполиту стоило немалых усилий, чтобы удержаться от оскорблений.

— Немедленно приезжай! — закричал он и, не желая выслушивать какие-либо возражения, бросил трубку.

У Добросклонцева мало было шансов застать Пришельца дома. Уходя из управления после работы, он уже хотел отменить свое прежнее решение, но вспомнил, что пообещал зайти к Тоне. Он решил идти пешком до Бронной, благо, тут рукой подать.

Запахи ранней весны витали над предвечерней Москвой. На углу Белинского и Герцена он остановился, с наслаждением вдыхая какой-то неожиданно новый, бодрящий воздух. Сегодня для него все казалось новым — и Тоня, и предвечерний воздух, и Кремль, освещенный закатом и как бы помолодевший, и, главное, сам он казался себе преображенным. С минуту постояв, он повернул направо и не спеша пошел вверх по улице Герцена. Слегка покрытый тонкой пленкой льда асфальт сверкал отражением сиреневого заката, звонко струящегося в стороне Никитских ворот. Там, вдали, на фоне заката, четко рисовался зеленый купол и вонзенный в него крест: то была церковь, знаменитая тем, что в ней венчался Пушкин с Натальей Гончаровой. Возле консерватории у бронзового Чайковского толпились любители музыки, желающие попасть на авторский концерт композитора и дирижера Вячеслава Овчинникова. У прохожих спрашивали, нет ли свободного билетика, и Юрий Иванович почему-то подумал: пойти бы сейчас не к Пришельцу, а в Большой зал консерватории вместе с Тоней.

Ему вдруг вспомнился ее муж, его друг — майор Миронов, который пошел один на трех вооруженных бандитов и погиб. Вспоминались похороны, речь начальника ГУВД… «Он вечно будет жить в наших сердцах…» Видимо, это не просто слова, это закон жизни. «Мы не посрамим своей чести перед его памятью…»

Тоня… Добросклонцев почувствовал вдруг, что не может, даже не хочет в этот вечер видеть ее, будто эта их встреча перечеркнет и нежность его по отношению к ней, и… весну.

Юрий Иванович не страдал телефономанией — болезнью трудноизлечимой, распространенной среди бездельников, домохозяек и мелких канцелярских чиновников. Но в сером телефонном аппарате автомата он вдруг увидел нечто спасительное, что может избавить его от неприятных мыслей и волнений. Он пошарил в кармане, нашел гривенник, набрал номер своей квартиры.