Саша Южный - Побег из Вечности

На этот раз Мак думал быстро.

– Триста тысяч! – твердо сказал он.

– Хорошо, – согласился Холст.

– Что я должен сделать? – спросил Мак, облизнув губы.

– Нам нужна информация, а также автомобиль, когда мы выберемся из тюрьмы. Иначе побег не имеет смысла.

– Как вы собираетесь выйти из камеры? – спросил Мак.

– Может, ты откроешь?

Мак покачал головой:

– Ни в коем случае. Меня сразу заподозрят. Надо бежать не в мою смену. К тому же кто тогда будет ждать вас на машине?

– Да, это так, – Холст задумчиво пощипал себя за бороду. – Хорошо. Тогда нам нужно попасть в маслобойку. Мы собираемся разобрать агрегат и через дыру проникнуть во внешний двор.

Информацию Мак принес в тот же день, во время ужина.

– Дверь в цех на первом этаже. Она хлипкая. Можно открыть ударом ноги. Инструменты там есть. Агрегат периодически разбирают для профилактики. Заключенные. Так что вал вынимается в эту сторону. Крышки агрегата крепятся на шести болтах, как с этой стороны, так и со стороны пристройки. Если достать вал, то в противоположной крышке останется отверстие сантиметров в двадцать. Сквозь него можно просунуть руку и дотянуться ключом до болтов. Сняв крышку, вы окажетесь в пристройке. Внешний двор освещен, но это, по сути дела, уже не охраняемая территория. От внешнего мира он отделен лишь шлагбаумом для машин и вертушкой для персонала. Ворота есть, но за всю мою службу их закрывали от силы десяток раз. Проверяли. В тамбуре пристройки находится общий рубильник. Если его выключить, у вас будет секунд десять, прежде чем зажжется аварийное освещение. За это время вы должны пересечь двор и добежать до пропускного пункта. В будке сидит охранник. Но после света, в темноте, некоторое время он ничего не сможет видеть. Главное, чтобы он не услышал вас. Я буду ждать на дороге.

– Смотри, как у него мозги закрутились, – сказал Холст, когда Мак ушел.

– За триста тысяч у меня бы и не так крутились, – сказал я. – Он прямо помолодел на глазах.

– Нам осталось решить, как мы выйдем из камеры.

– Да! – задумался я.

– И еще тебе нужно будет заучить длинный стих, – сказал Холст. Чтобы ночью во время приступа я смог довериться тебе. Ты будешь повторять его, и я пойду за тобой и буду делать все, что ты скажешь.

«Черт!» – выругался я про себя.

Со всеми этими событиями у меня вылетело из головы, что ночью у Холста будет припадок.

– Но мы же учили, – сказал я и процитировал:

– Кто это написал?

– Волошин, – ответил Холст. – Но этого может оказаться мало. Надо выучить что-то еще.

– Не проблема, – махнул я рукой. – Что делать с дверью? Сами мы ее не откроем, это уже точно. Значит, надо чтобы ее открыл тот, у кого ключи.

– Азиз! – сказал Холст.

– Почему именно он?

– Потому что сволочь, к тому же не принес нам блондинку. А после твоего прогноза морда у него довольная была.

– Он открывает дверь только на прогулку, – сказал я. – А прогулка перед ужином. До темноты он в камере не долежит. Хватятся. Могут заглянуть. А спрятать его здесь негде.

– Да! А если драку затеять, когда стемнеет? – вопросительно взглянул на меня Холст.

– Думаю, сам Азиз в камеру не полезет. Не рискнет. Хлипковат. Вызовет охрану.

Мы задумались, глядя в окно, за которым наливался и густел синий свет первых сумерек. Там ждала нас свобода, казавшаяся такой близкой – рукой подать!

Было только два варианта: пристукнуть Азиза, когда он будет выводить нас на прогулку, чтобы затем до темноты спрятать у себя в камере. Второй – заставить его открыть дверь ночью. Оба казались головоломкой. Спрятать Азиза в камере было невозможно, даже распилив на части. И заставить открыть дверь, кроме как на прогулку, – тоже. Все причины, которые вынудили бы его сделать это, могли иметь место только днем и то чисто теоретически. А Мака мы использовать не могли.

– Черт! – произнес Холст, в который раз обводя взглядом голые стены камеры.

К ночи мы выдохлись окончательно. В голове не возникало даже самых бредовых идей.

– Давай спать, – сказал я. – Утро вечера мудренее.

На следующее дежурство Мака мы попросили его принести два г-образных металлических стержня с остро заточенными концами, веревку и молоток.

Первого сентября я проснулся, как всегда, в пять утра и прилип к окну. Розовая полоска над горизонтом была едва заметна. Восходы теперь запаздывали к моему пробуждению.