Никита Филатов - Мышеловка капитана Виноградова

— Не беспокойтесь, Владимир Александрович. Времени это у нас займет немного, а полезно будет и вам, и нам. И общему делу.

— Никто ничего не узнает, — разлепил губы Пограничник.

Виноградов тоскливо попробовал губами душистый чай; его опять неумолимо влекло, выталкивало куда-то наверх, на бурную штормовую поверхность из ставшей привычной глубинной тишины, где по двадцатым числам была вполне приличная по питерским меркам зарплата.

— Не узнает в смысле массажа? Или вообще?

— Ох, Владимир Александрович! Все такой же. От души расхохотался Николай Николаевич. — Словечка в простоте не скажете. Потому и работать с вами интересно!

— А что нужно сделать, чтоб вы все вообще про меня забыли? А? — Виноградов спросил, почти не надеясь на ответ. — Язык себе отрезать? Уволиться?

— Это было бы правильное решение, — серьезно кивнул Пограничник.

— Но не своевременное! — осадил его чекист. — Зачем же вам, скажите на милость, сейчас увольняться? После последнего-то подвига? Орлы! Герои! Баркова вон на должность назначили, на медаль посылают. Вам — майора, если не ошибаюсь? Выше должностного потолка?

Виноградов брезгливо поморщился:

— Что же. Каждому свое. Кто-то доносы подшивает, кто-то под пули идет. Не пробовали?

— Пробовали, Владимир Александрович, пробовали, вы уж поверьте! А что насчет заварушки в магазине… Так под те пули любой бы пошел — и я, и вон товарищ подполковник, и тетя Дуня из ларька. Я б даже дочку свою, если б она у меня была, под те пули послал!

— Не понял?

— Так уж и не поняли, капитан? — встрял Пограничник, передавая напарнику папку с бумагами.

Тот рявкнул:

— Герои, мать вашу! На, смотри: заключения экспертиз… В автомате налетчиков все патроны — вареные! Что, не знал? И про то, что у их пистолета боек спилен, — тоже не знал? Читай: «не пригоден даже для производства одиночного выстрела»! А в машине — вообще не в счет, игрушка-газовик…

— В каком смысле вареные? — надо было что-то спросить, вот Виноградов и спросил.

— Дурака не валяй.

Действительно, что такое вареные патроны, широкие массы трудящихся узнали еще от вернувшихся из Афганистана солдат и офицеров: несмотря на то, что за наркоту и афони на сторону продавалось все и всяческое военное имущество, торговать оружием и боеприпасами все-таки считалось делом подлым: еще бы, кому хочется получить в спину очередь из пуль, деньги за которые греют карман гимнастерки. Поэтому патроны, спрос на которые у местных жителей всегда превышал предложение, предприимчивые ребята сначала ссыпали в котелок с кипящей водой, некоторое время в ней держали, доводя до кондиции, а уж потом с легким сердцем несли на продажу. Не отличаясь внешне, такие вареные боеприпасы почти напрочь теряли убойную силу. И при стрельбе в лучшем случае выплевывались из ствола.

— Бумаги дайте.

Все чин-чинарем: «…B результате термической обработки… по данным, подтвержденным трассологической экспертизой…» Подписи. Печати.

— Ну и что? Мы-то этого не знали.

— Серьезно? На-адо же…

— Капитан! Мы тут с тобой не шутки шутим! — С такими нервами подполковнику надо было на пенсию, в огороде копаться. Говорят, способствует. — Рассказывай! Все рассказывай!

— С самого начала? — вот таких Виноградов любил, с ними было просто и приятно.

— Да, конечно… — Жидковат был Пограничник, после руоповских допросов капитан бы и с тремя такими справился.

Преданно глядя в глаза Теплухину, он начал:

— Родился я в семье советских служащих. Прадед мой, Иван Иванович Перлов, происходил из рода потомственных волжских плотников…

— И не стыдно, Владимир Александрович? — укоризненно покачал головой чекист.

— Он первый начал, — пожал плечами Виноградов.

Пограничник скомкал побелевшими пальцами кожаную обивку кресла. Смолчал. Откинулся назад, устраняясь на время от разговора.

Это было довольно неожиданно и внушало определенное уважение.

— Хорошо… — Николай Николаевич отогнул манжету и глянул на циферблат знакомого капитану по прошлым встречам «Роллекса». — Попробуем по старой схеме. Я расскажу вам, что уже знаю. И спрошу о том, что хочу узнать. Потом обсудим, что будет, если вы откажетесь мне помочь. И что будет, если поможете. Идет?

— Я даже не знаю… Я даже не знаю, что мешает мне встать и послать вас обоих… На массаж! Или в душ шарко! — Подобно пробковому буйку, сорванному течением с проржавевшей цепи, он уже даже не пытался сопротивляться стремительным и неодолимым силам.