Федор Московцев - Темные изумрудные волны

– Волшебно…

И ярость Андрея, откатившись, мгновенно поменяла полярность. Заметив это, Маша, сочтя общество ангелов слишком скучным, опустилась с сияющей стратосферы прямо на кровать. Снова они сжимали друг друга в объятиях, не в силах оторваться. Доставив друг другу усладу из услад, долго лежали с закрытыми глазами, опустошенные, не в состоянии ни о чем думать, с ощущением, что их вместе выбросило на берег какой-то волшебной страны.

Андрей чувствовал необходимость серьёзного разговора, но так и не решился. Мысль, совершив зигзагообразный скачок, вернулась на прежнее место. Одно было понятно – в их с Машей союзе он являлся ущемлённой стороной, хоть и не испытывал потребности в новых знакомствах. Для неё, конечно, в этом был какой-то смысл, как для любой другой девушки, особенно если мужчина старше её. Прибарахлиться, а заодно набраться опыта, нахвататься умных мыслей. Другими словами, воспользоваться привлекательной внешностью, как отмычкой, чтобы завладеть ценностями. Андрей не понимал общение с представительницами противоположного пола ради самого общения. Если он с кем-то знакомился, то только с определённой целью.

Итак, дело должно было двигаться – если не вперёд, то назад. Пока Андрей, с его консервативными взглядами и свойственной ему медлительностью находился в нерешительности, Маша не теряла время даром.

Они стали реже видеться, и очень скоро оба поняли, что встречаются ради одного только секса. Постепенно его немного снисходительное к ней отношение изменилось – до него дошло, что ей с ним неинтересно. Когда-то она жаловалась на своих родителей, что из-за их критики была неуверенной, робкой, чрезмерно ранимой, что ей было страшно дружить, страшно влюбиться, она закрывалась от всех и вся. Видимо, оттуда происходила её низкая самооценка. Спустя три года после знакомства с Андреем ситуация развернулась в другую сторону. Ей уже не страшно дружить и влюбляться, она открылась всем и вся. Вместо низкой самооценки себе, любимой, выставлен высший балл, а раз так, то это начали делать остальные. И потянулись к ней, заслонив собой Андрея, её «лучшего из друзей».

Встречи постепенно сошли на нет. Андрей собирался позвонить, но отложил на следующий день, потом ещё на день, а потом махнул рукой. Маша не напоминала ему о своём существовании. Когда они сталкивались в институте, с деланным оживлением принимались расспрашивать, «куда пропал?», «почему не звонишь?», болтали о пустяках, хватаясь за малейшую возможность, чтобы закончить тягостный разговор. Потом стали просто холодно кивать друг другу.

Андрей почувствовал дуновение свежего ветра, однако, с кем бы ни познакомился, никто его не устраивал. Цинизм куда-то подевался, не нужны были сеансы секс-общения, захотелось отношений. Он вдруг подумал, что нелепо и пошло без истинного чувства заводить знакомство, и каждую кандидатку стал рассматривать, как потенциальную невесту.

Примерно через полгода после их последнего свидания Андрей встретил Машу в областной больнице. Им нужно было идти в одну сторону, и десятиминутный вакуум они заполнили обычной болтовнёй. «У вас какой цикл?» «Что, пропедевтика у вас проходит в третьей больнице?» «А у нас тут, в областной» «Говоришь, Квартовкина – вредная? А по-моему, отличная тётка». «Что, не выспался на дежурстве, и не успел пообедать? Да… лучше переесть, чем недоспать…»

Оценивая расстояние до трамвайной остановки, Андрей прикидывал, о чём ещё поговорить. Там, в трамвае, будет полно однокурсников, которые разбавят их с Машей унылый тандем. Неожиданно остановившись возле красной «ВАЗ 2108», она сказала немного виновато:

– Вот… Я поехала… Что, подвезти тебя…

– Давай, – равнодушно ответил он, с удивлением отметив, что ревнует её и завидует тому, кто подарил ей эту машину.

– Мишаню раскрутила на тачку, – сказала она, словно прочитав его мысли.

И пояснила с лукавым простодушием:

– Ведь надо как-то прорываться в реальный мир материального благополучия.

Он молчал, тогда она добавила, посигналив охраннику на выезде, чтобы тот открыл ворота:

– Жизнь – борьба. Чьи это слова? Чёрт, забыла.

– Хочешь об этом поговорить? – вдруг вырвалось у него.

– Ну, допустим. Ты же молчишь.

– Ты одним оружием прорываешься, я – другим. Мы с тобой не братья по оружию, – сказал он раздражённо.

Долгое время они ехали молча. Когда проезжали под железнодорожным мостом, Маша тихо проговорила:

– Думала, это у меня одной. Тебе тоже трудно говорить со мной?