Александра Мадунц - Убийство в закрытой комнате. Сборник рассказов

Они пришли, поздоровались с симпатичной девушкой за стойкой, заказали кофе плюс фундук в блюдечке, сели за крайний столик и только углубились в беседу, как в кафе нарисовались три короткостриженых обладателя костюмов «абибас». Как потом выяснилось, Гринчук был как раз после дежурства, хотел по-быстрому поговорить и уехать домой, усталый был, да еще начальство вкатило ему вот за таких же беспре-делыциков… В общем, не повезло ребятам. Гринчук даже объяснять ничего не стал. Вмешался после первого: «Слышь, ты, коза…»

Один из парней осел сразу, там же, где стоял. Хлюпнул чем-то и стек вниз. Второй оказался с повышенной броневой защитой. Выдержал три удара — три! Потом все равно упал, но позволил третьему приятелю достать «пыру». Гринчук был в штатском, пацаны его не знали, посему отморозок чувствовал себя в своем праве. В руке оказался нож — шаг, еще шаг, легкое движение руки, не замах, а будто дрожание хвоста кошки перед броском.

Нужно было бить его по голове чем-нибудь тяжелым, как в кино. Но то в кино, а это — в жизни: Алик сидел, словно парализованный, и все силы своей души потратил на выдох-выкрик: «Сзади нож!..» У Гринчука оказалась хорошая реакция, у «пырщика» — перелом обеих рук и сотрясение мозга.

Две минуты беседы с опером открыли пришедшим в себя парням новые перспективы и горизонты, они поклялись мамой и обещали есть землю, если еще раз сюда сунутся. Тут крышует Гринчук, с чувством сказал тот из мальчиков, кто сохранил более-менее ясное сознание.

Вот с тех пор Гринчук был в кафе желанным гостем. Ну и Алику тоже были рады.

— Кофе? — поздоровавшись, спросила Машенька. — Большую чашку?

— Большую, — сказал Алик. — И сладкую.

— Садитесь, приготовлю — принесу, — Машенька улыбнулась, она часто улыбалась при Алике вот так, без повода. С иронией, наверное.

Алик решил сесть подальше от висевшей на стене колонки. Певец как раз пел про девушку в автомате с перемазанным лицом — Алик не был поклонником дворовой лирики, да и вообще к музыке несколько равнодушен.

В кафешке было тускло, накурено, но зато тепло и пахло настоящим кофе. Машенька замечательно варила его на песке и никогда не пережаривала орехи. Можно было и водочки перехватить или заказать даме грамм сто «бабоукладчика». Хорошее место, недалеко от работы и без шумных завсегдатаев.

Куртку Алик снимать не стал — расстегнул «молнию», вязаную шапочку спрятал в карман вместе с перчатками, сел к угловому столику, прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Почти хорошо.

Почти — потому что никак не получается перестать себя жалеть. Материалов, слетевших из номера, было жалко. Денег за них — тоже, но статья и в самом деле получилась забавная, что-то в ней было от служения обществу. А деньги… Как-то Ларенко дал Алику заработать, сейчас заработка лишил — круговорот денег в природе получается.

Алик потер ладони, чтобы согреться. Ладно, черт с ним. Или Бог.

За соседним столиком трое азартно обсуждали смерть Ларенко. Один, сидевший к Алику спиной, уверенно рассказывал, что на Ларенко наехали, пытались рынок забрать, переманить торговцев на вновь построенный оптовый. Просто тупо ходили с проверками и говорили, что если, мол, на новый оптовый переберутся, то никто проверять не станет…

Было в этой версии что-то реалистичное. Очень вписывалась она в современный антураж — и это не мог не оценить Алик.

В общем, так оно и выглядело в Городе. Это в других населенных пунктах наезжали бандюки, палили из автоматов или зажигали сарай, а в Городе все было гораздо приличнее: должна была соблюдаться внешняя законность. Иначе областное милицейское начальство могло заинтересоваться: кто это портит отчетность и работает без лицензии на передел имущества. Это называлось ментовским прихватом и, в общем, было более-менее разумной альтернативой беспределу. Так полагал Алик, и так полагали многие жители города. Ну хоть кто-то должен был поддерживать порядок. И хоть как-то.

Наехать на Ларенко могли, но… Реакция слишком бурная. Слишком бурная реакция, как ни глянь. С его связями по обе стороны баррикад Ларенко мог очень даже долго вести переговоры. И наехавший не имел никакой гарантии, что смог бы передавить Валентина Николаевича в таком вот единоборстве. Даже то, что торговцам предлагали переехать, а не жгли, к примеру, их склады, тоже о многом говорило.

Подошла Маша, поставила перед Зиминым чашку с кофе и креманку с фундуком.

— Звонил Юрий Иванович, — сказала Маша, наклонившись, — Просил его дождаться. Сказал, что будет минут через двадцать.