Татьяна Степанова - Рейтинг темного божества

Был солнечный полдень. В кабинете пресс-центра, куда он зашел к Кате, было душно, хотя окно давно уже распахнули настежь. На крыше Зоологического музея, что напротив через Никитский переулок, дремали сморенные зноем голуби.

— Сегодня семнадцатое июня. — Катя оторвалась от компьютера: строчила очередной срочный очерк для криминальной полосы «Вестника Подмосковья».

— Значит, завтра восемнадцатое… Даже если этот пражский старикан-граф перепутал дату, то…

Катя глянула на Колосова.

— Неважно выглядишь, Никита, — заметила она тихо.

— Я только что от шефа. — Он сел на угол стола. — Ну и?

— Что? Мне нечего докладывать.

— Как нечего? Да ты что?!

— А вот так. Показания Головина устные. К тому же они больше похожи на сказку. Для следователя прокуратуры не подойдут. А суду нашему такое и во сне не приснится. Сестра Неверовского в монастыре, от дачи показаний в официальном порядке наотрез отказывается. Ты же мне запрещаешь на нее давить…

— А наблюдение за виллой Стахисов?

— Там все тихо. Тихо, как в могиле. — Колосов развел руками. — Позавчера была сильная гроза — вот и все новости в суточном рапорте. А между тем сегодня уже семнадцатое число, значит, завтра возможно…

— Тебя это так сильно тревожит? — быстро спросила Катя. — Ты что же, веришь, что они на самом деле…

— Серега прав: дело не в нашей вере, а в их. И события, если они, конечно, последуют, будут развиваться согласно их логике. А нашей логикой мало кто поинтересуется. Ладно, Катя, я пойду…

— Ты куда? — Она встала. — Никита, подожди…

— Да что ты? Что с тобой? — Он невесело усмехнулся. — Я пока что, собственно, никуда… то есть имеется в запасе на самый крайний случай одно местечко, один любопытный человечек…

— Какой человечек?

— А Зотова. — Он направился к двери. — Пора, пора нам с ней встретиться снова. Возможно, накануне, как это у них называется — дня их Великой Июньской Жатвы — она все же соизволит сказать мне пару слов.

— Ты в следственный изолятор? — спросила Катя. Ей отчего-то вдруг стало тревожно, неспокойно.

Было ли это предчувствием тех странных и ужасных событий, от которых их отделяло всего несколько часов?

— Кто куда, а я, как всегда, в тюрьму. — Колосов вернулся с порога. — Ладно, Катя, ничего… Гляди веселей, все будет хорошо.

— Заряди аккумулятор у телефона, — попросила она, — я тебе буду звонить.

Она осталась в душном кабинете за компьютером. А он поехал в следственный изолятор, где все эти дни содержалась Ангелина Зотова. Он и словом не обмолвился Кате о своем твердом решении использовать Зотову — единственного подходящего для этой цели фигуранта — в интересах расследования. Однако четкого плана действий в отношении нее у него не было даже сейчас. Все должна была решить встреча в следственном кабинете ИВС. Но на всякий пожарный Колосов еще с утра созвонился с оперативно-поисковым отделом и выбил для предстоящей операции еще одну машину наблюдения.

В следственный кабинет изолятора Ангелину Зотову доставила женщина-конвоир. Колосов указал девушке на стул:

— Здравствуй, Ангелина, садись.

Зотова, не говоря ни слова, села. Он смотрел на ее бледное угрюмое личико. Девятнадцать лет, господи, всего лишь девятнадцать лет… Метр с кепкой, гномик. Гномик с острым ножом…

— Тебе не надоело тут сидеть, а? — спросил он. Она молчала.

— Тухлое место — тюрьма. — Он покачал головой. — А в Радужной бухте сейчас сосны шумят… Лепота!

Она глянула на него исподлобья.

— Встречался я тут на днях с неким гражданином Стефаном Стахисом, хорошо тебе, девочка, известным.

Зотова резко отвернулась.

— Тертый калач этот мужик. Судя по всему, личность сильная. — Колосов говорил неторопливо, словно рассуждал сам с собой. — Рисковый дядя. Ну, на такое замахивается!

Она так хотела казаться бесстрастной — в свои девятнадцать!

— Знаешь, Ангелина, ты ведь не Жанна д'Арк, а я не святая инквизиция. На героев и на инквизиторов не тянем мы с тобой пока, девочка…

— Что вам от меня надо? Я хочу назад в камеру, — буркнула Зотова.

— А между прочим, завтра восемнадцатое июня, — сказал он.

Она глянула на него.

— Молчишь. По твоему лицу видно: тебя коробит, злит, когда о Стахисе, о Брате Стефане этом вашем, в твоем присутствии говорят неуважительно, с насмешкой.

— Вы все не стоите его мизинца, — хрипло заявила Зотова.

— А знаешь, он на меня тоже произвел сильное впечатление… странное. — Колосов говорил чистую правду. — Он что, так дорог тебе, близок, да?