Татьяна Степанова - Темный инстинкт

Но не только мать он возненавидел, но также и судьбу, сотворившую с ним все это. Судьбу, обратившую всю его жизнь в ад. Другой бы на его месте покончил с собой но Корсаков… Во-первых, мы убедились, что покончить с собой он просто не способен… А во-вторых, терзавшая его ненависть диктовала ему нечто иное. Он задумал убить мать, рассчитаться с ней за те беды, которые, по его убеждению, она ему причинила. Когда он приехал после долгого отсутствия в числе прочих гостей на ее день рождения, он уже был готов совершить убийство. И Зверева почувствовала эту угрозу, эту слепую ненависть — она уже витала в воздухе. Почувствовала и испугалась, не понимая, что же это такое. Испуг и породил кошмар, страшный сон с зашифрованным в нем воспоминанием о дурном поступке ее юности, когда она в угоду своей будущей карьере певицы бросила своего первенца на произвол судьбы. Наталья Алексеевна правильно нам говорила: возраст диктует воспоминания, с возрастом в людях просыпается совесть. Угрызения совести.., они были у Зверевой — были, учитывая и ее щедрый подарок родильному дому, и ее благотворительность. Хотя о сыне своем она вроде и не вспомнила, он для нее все равно что умер.

Материнский инстинкт — странная вещь. Корсаков говорил: она признавалась ему в постели, что материнский инстинкт у нее напрочь отсутствует. Каково ему было вспоминать это признание впоследствии! Но я думаю, что Зверева здесь клеветала на себя. Ее отношение к Новлянским, которых она фактически вырастила как родных детей, усыновление ею Петра говорит совершенно о другом… Но это уже дебри психологии, лезть в них дилетанту — пустая затея. А поэтому…

Итак, повторяю: Корсаков был готов убить мать еще в первую их встречу после разрыва — в день ее рождения.

Но обстоятельства складывались не в его пользу: возле матери постоянно был Андрей Шипов. И вот тогда Корсаков решил… Опять же не могу утверждать, что он ревновал к ней Сопрано. Все это и так слишком чудовищно, противоестественно — их отношения, этот странный «треугольник»… Но быть может, и ревновал, прекрасно зная, какими именно ласками Андрюшу награждают за закрытыми дверями супружеской спальни. Вот тут-то миф об Эдипе, о котором Корсаков постоянно думал, и подсказал ему, как надо поступить. Корсаков решил: «Раз я волей судьбы НОВЫЙ ЭДИП, так пусть же все у меня и будет так, как было у него».

Расчет его был прост: смерть Андрея Шипова больно бы ударила по матери, разрушила бы то, что она так тщетно искала, — счастье в браке. Что это было за извращенное счастье — не нам судить, но Звереву оно устраивало. И вот Корсаков и задумал лишить мать того, что было ей так дорого. А почему бы и нет? — думал он. Разве мать не разрушила его собственное счастье в браке? Разве не виновата она в том, что с ним произошло? В этих его рассуждениях, ребята, не стоит искать логики. — Мещерский скорбно вздохнул. — В этом деле не существует привычной логики поступков и причин, их порождающих. Вадька вон совершенно прав в этом. Нет логики, потому что человек винил в своем горе тех, кто был одновременно и виноват, и не виноват перед ним. И он сам отлично это понимал, а поэтому называл все это СУДЬБОЙ.

— А я-то голову ломал: ну почему Шипова убили на дороге? — хмыкнул Кравченко. — Ведь нелогично это.

Опасно, глупо, а Корсаков просто…

— Корсаков своими действиями реконструировал, воссоздавал миф. Судьба уготовила ему роль Эдипа — что ж, он покоряется судьбе и фактически начинает выступать в роли ее слепого орудия. Думаю, несмотря на всю сжигавшую его ненависть, решиться на убийство — тем более на матереубийство! — было для него непросто. А потому внутренне он всегда искал для себя оправданий: «Мои поступки не только мщение, но и покорность судьбе». Так ему было, наверное, легче справляться с самим собой. Однако к мифологическому убийству на дороге он подошел не сразу. Сначала он намеревался убить их в спальне — разом и мать, и ее мужа. Для этого он и приехал сюда по ее приглашению, рассчитывая, что в этом тихом месте расправиться с ними будет проще. Для этого он не раз и вставал среди ночи, подстерегая момент, когда с жертвами можно будет покончить. Но.., либо снова духа на двойное убийство не хватало, либо обстоятельства не складывались — его пугал риск: двойное убийство в доме, полном людей. Потом приехали мы с Вадькой, среди домочадцев прошел слух: приехали два молодца, а тут Марина Ивановна как раз чего-то опасается, да и насчет ненаписанного завещания некоторые шепчутся между собой… К тому же мы при всех рассказали о том, что в окрестностях бродит сбежавший из психушки маньяк-убийца… Словом, Корсаков все это намотал на ус и несколько изменил свои планы. И главным руководством к действию стал для него миф, он снова тем самым подчинялся своей судьбе — это она указывала ему путь, который до него уже прошел один человек.