Татьяна Степанова - Темный инстинкт

И вот час за часом потянулась «стадия разговоров».

У двери, за которой скрывался ненормальный и его жертвы, перебывала уйма народа: регент, почти все соседи (так сказать — люди из народа, авось псих на простоту клюнет), сотрудники милиции (каждый воображал, что именно ему посчастливится «найти ключ» — однако «ключа» не нашлось, потому что преступник не выдвигал никаких требований), глава городской администрации, пообещавший Пустовалову «лично проследить, чтобы с ним в случае его добровольной сдачи обошлись гуманно». Привезли местного батюшку — молоденького, полупрозрачного (то ли от голода, то ли от поста), похожего на одного из тех библейских отроков, что спаслись из «пещи огненной». Этот проникновенно и шепеляво увещевал не столько Пустовалова, сколько всех остальных: «Надо оставаться людьми, не терять облик человеческий… Надо терпеть… Надо возлюбить…»

— Да он вас не понимает, батюшка! — не выдержав, разозлился начальник ОВД. — Вы ж не проповедь в храме читаете! Нам надо уговорить преступника сдаться закону!

Священника сменил заведующий городской больницей, затем слово снова взял глава администрации, потом прокурор, затем за дело взялся сам начальник ОВД:

— Отпусти ребенка, Пустовалов! Слышишь меня? Обещаю, с тобой обойдутся строго в рамках закона. У тебя будет лучший адвокат. Ты понимаешь, что такое адвокат?

Ведь не дурак же ты? Ну? Выходи, не бойся. Ты же умный, ты все понимаешь!

А за дверью грохотала мебель, трещали сломанные стулья, хлопала об пол посуда. Выла, точно раненая волчица, старуха, и надрывался голодный напуганный ребенок.

И так час за часом.

Обстановка накалялась.

— Ну почему они ничего не предпринимают? Они не могут ничего? — все допытывался Шипов-младший, примостившийся на полу чердачной площадки и наблюдавший за происходящим через решетку перил. — Сколько мы будем вот так сидеть?

— Тебя тут, кажется, никто не держит. — Кравченко смотрел в грязное чердачное окно: внизу во дворе собралась уже огромная толпа: прохожие, жильцы, зеваки. Слышались возгласы: «Безобразие! Если милиция ничего не может — мы сами его возьмем! Пустите, мы с ним сами разберемся! Пусть отпустит мальчика!»

Камуфляжники из оцепления еле-еле сдерживали рассерженных людей.

— Немедленно успокойте толпу! — приказал Палилову начальник ОВД. — Нам только массовых беспорядков не хватало.

Но куда там успокоить! Градус гнева толпы поднимался точно тесто на дрожжах. И неизвестно, на кого бы в конце концов этот гнев выплеснулся, как вдруг…

Кравченко увидел, как к подъезду, расталкивая зевак, протискивается сотрудник милиции в форме, а следом за ним докторша из лесной школы — Наталья Алексеевна.

Заметил ее и Сидоров. Заметил и изменился в лице.

Она поднялась на пятый этаж быстро, запыхалась, но внешне выглядела спокойной и собранной. Очки-хамелеоны строго поблескивали. Сидоров ринулся к ней, как коршун к цыпленку.

— Наташка, ты зачем здесь?!

— Мне прокурор позвонил. Вы задержали его, да? Он в квартире с заложниками?

— Я спрашиваю: ты зачем здесь?!

— Меня попросили попытаться поговорить с ним.

— Нечего тебе с этой мразью разговаривать! Уходи отсюда, ну!

— Саша, как ты себя ведешь, опомнись, — Наталья Алексеевна заглянула в глаза оперу. — Ты.., мы с тобой позже об этом поговорим. Успокойся, ну не переживай ты так. А сейчас…

— Наталья Алексеевна, идите сюда. — На площадке появились прокурор и начальник ОВД. Но Сидоров, не обращая на них внимания, схватил ее за руку и резко дернул к себе.

— Я знаю, как ты с ним разговаривать намереваешься.

Как в тот раз, что ли? Хватит с меня твоих экспериментов. Не позволю! Не твое это дело. Я сам…

— Соизмеряй, пожалуйста, свою силу, — тихо попросила Наталья Алексеевна. — Мне больно, пусти. Ты сломаешь меня.

Сидоров отпустил ее.

— Я только попытаюсь установить с ним контакт, — Наталья Алексеевна дотронулась до его небритой щеки. — Это мой долг все-таки.

— А мой долг в чем? Мой?!

Кравченко, как и все, молча следивший за этим весьма эмоциональным диалогом, понял только то, что Сидоров беспокоится за даму своего сердца, и беспокоится потому, что почти уверен, ей одной непременно удастся…

«Чушь, не откроет ей Пустовалов дверь. Да что он, псих, что ли?»

А в квартире по-прежнему крушили мебель, визжал ребенок, голосила старуха.

— Юрий Петрович, выслушайте меня, пожалуйста, — голос Натальи Алексеевны от волнения чуть дребезжал, как надтреснутый колокольчик. — Вы совершенно правы: те таблетки и те уколы, которыми вас мучили в больнице, только вредили вашему здоровью и приближали ваш конец. Теперь это стало ясно. Вы были правы с самого начала. Вы слышите меня?