Татьяна Степанова - Врата ночи

Что-то произошло. Никита поклясться был готов: Риверс не видел их машины. Они припарковались так, что из «Форда» он бы их никогда не заметил. Однако...

Однако он остановился. Расстояние между ним и парнем все увеличивалось. Тот уходил в сторону Варшавки. Риверс стоял, не двигаясь. Колосову казалось: фигурант напряженно вглядывается в темноту, слушает ночь. Что-то остановило его. Спугнуло? Он не видел тех, кто за ним наблюдает. Но, быть может, кожей чувствовал их присутствие? Как бешеный зверь чует охотника в чаще?

Риверс вернулся за руль. Завел мотор, «Форд» развернулся. Мелькнули красные огни.

— Давай за мальчишкой, — сказал Колосов Бархату. Он не мог скрыть своей досады и разочарования. — Извини уж, придется пешком. Глянь — нет ли на нем повреждений — синяков, ссадин, порезов. Утром созвонимся. И — спасибо тебе большое. Не знаю, что бы я сегодня без тебя делал.

Бархат кивнул, легко выпрыгнул из машины. Махнул на прощание рукой и растворился во мраке. Он был и правда золотой негласный сотрудник. Такой, о котором может лишь мечтать каждый мало-мальски знающий жизнь и свою работу опер.

Насчет же остального... Ну, таким его бог создал.

Никита сопроводил фигуранта до самой Солянки. И узрел дом, в котором снимал квартиру Анатолий Риверс. До Славянской площади, где некто звонивший по телефону Мещерскому ждал (ждал ли?) однажды у моря погоды, от этого дома было действительно рукой подать.

Катя ни о Бархате, ни о вояже в «Дом Скорпиона», естественно, так никогда и не узнала. Однако, случайно увидев начальника отдела убийств на лестнице главка, заметила — вид у Колосова какой-то взъерошенный. Правда, дело было перед самым концом рабочего дня. Никита куда-то торопился (боже, а когда шеф «убойного» никуда не торопится?), и Катя его даже не успела окликнуть.

Сама она тоже следила. В четверть седьмого у здания Зоомузея, что напротив главка, замаячила отлично знакомая Кате фигура: Кравченко, освободившийся гораздо раньше обычного, позвонил ей по мобильному: ну, ты скоро, душа моя, красавица? А я уже тут, под твоим окошком, под бдительным оком патрульных ментов кантуюсь.

Когда за вами на службу заезжает ваш муж, это, конечно, чертовски приятно. Но Катя догадывалась: дело совсем не в телячьих нежностях. Просто...

— Сережка днем звонил. Настроение у него опять швах, — признался Кравченко, когда Катя села к нему в машину. — Предлагает нам с тобой скоротать вечерок в его обществе. Бар какой-то откопал потешный у Курского — «Москва-Петушки». Где-то на набережной, адресок вот мне продиктовал. Ждет нас с тобой к семи. Ты как на это смотришь?

— По-моему, он просто панически боится оставаться вечером в квартире и офисе, — ответила Катя. Предложение ей не понравилось — им бы только пить! А по какому поводу — все едино. — Я уже говорила: может, тебе пожить какое-то время у него? Подежурить?

— Пока в этом нет необходимости. — Кравченко вырулил на Тверской бульвар. — И потом, Серега не трус. И нянек над собой не потерпит. Даже меня.

И Катя умолкла. С Вадькой спорить бесполезно. Он всегда считает, что все знает лучше ее. А что он такого знает в этом деле, чего не знает она?

Бар «Москва-Петушки» тоже ей не понравился. И чего забавного в этой пивной дыре? И место какое-то дикое: неухоженная набережная. Разбитые тротуары, облупленный парапет, старые, грязные доходные дома, где ныне ни одного жильца — одни склады да конторы. Перед тем как последовать за Кравченко в недра бара, Катя оглянулась. Набережная, залитая красным вечерним солнцем. Серые грязные воды реки, фабричные корпуса на том берегу. Ей стало тревожно. Это место... Оно очень не нравилось ей. Вроде бы совершенно беспричинно.

Мещерский уже ждал их за столиком. Играла тихая музыка. Посетителей было мало — две нешумные мужские компании в дубовых кабинках. Но когда Мещерский сказал, что здесь отличное вишневое мороженое с шоколадной крошкой, ликером «Шерри», пьяными ягодками, Катя смягчилась. Ничего, кроме этой сладкой прелести, ей не хотелось. Кравченко с Мещерским (тот, несмотря на похоронное настроение, был голоден как волк) взяли по стейку с жареной картошкой и пивом.

Еда была сносной, а вот разговор за столом как-то не клеился. Катя наблюдала за Сергеем. Именно с ним она прежде всегда советовалась в трудные моменты своей жизни. И не было случая, когда он не оправдывал ее надежд на дельную помощь или умный прогноз. Но вот в сложной ситуации оказался он сам. И вроде бы совершенно потерял способность и к излюбленному своему «логическому анализу», и к дедуктивным упражнениям. Запутался в эмоциях и переживаниях. А Катя... у нее с логикой и дедукцией всегда было плохо.