Татьяна Степанова - Флердоранж — аромат траура

А белая крахмальная ткань халата-робы натирает шею… Прежде по наивности Катя думала, что врачи надевают свои халаты прямо на повседневную одежду. Но летом в жару это просто невозможно. Оказывается, халат-роба носится Прямо на теле, как футболка или платье. Из таких вот маленьких открытий и состоит жизнь. Маленькие открытия лучше больших, глобальных. Меньше разочарований…

В дальнем конце пустого коридора появилась еще одна медсестра с тележкой на колесиках, рольным развозили обед. Сервировка, льняные салфетки — все было не как в обычных больницах, а скорее как в хорошем ресторане. Только у лежачих была специальная посуда — не тарелки, а кувшинчики-поилки для диетических бульонов и протертых пюре и каш.

Катя покорно выслушала подробные, не слишком любезные инструкции сестры, как кормить больного из третьей палаты. Сестра, казалось, не понимала, зачем это ее прямые обязанности будет выполнять кто-то чужой, со стороны, хотя и получила накануне четкий приказ от главврача во всем оказывать содействие дежурившим сотрудникам милиции.

Катя взяла поднос для Хвощева. И вернулась в палату. Там ничего не изменилось. Белые шторы все так же пузырились от ветра. Где-то далеко за больничным парком заворчал гром. Во второй половине дня в июле грозы частое явление…

— Не хочу, уберите, — Хвощев с трудом повернул голову на подушке. — Я не буду.

— Немного бульона, — Катя взяла в руки теплый кувшинчик-поилку, — чтобы силы восстановить.

— Не хочу.

— Антон Анатольевич, — Катя поднесла бульон к его бескровным губам. Хвощев глотнул, поперхнулся, снова глотнул и прошептал:

— Нет, лучше воды, в горле сохнет.

Катя дала ему пить. Он пил жадно, словно его давно уже мучила сильная жажда. Гром за окном зарокотал ближе. Катя поставила поилку на тумбочку. Где-то тут в палате — камера. Те, кто дежурят, видят ее. Интересно, как, на их взгляд, она справляется с обязанностями сестры милосердия?

Крупные капли дождя забарабанили по наличникам. Катя решила все же немного прикрыть окно, чтобы Хвощеву не так сильно дуло. Дождь распугал больных и посетителей, с самого утра гулявших во дворе и в тенистом больничном парке. Все — и больные, и здоровые — наперегонки спешили под крышу. . —

Многие из посетителей садились в свои машины, оставленные на стоянке перед первым корпусом, собираясь уезжать. Катя увидела в окно, как со стоянки отъехал красный подержанный «Фольксваген», а на его место тут же втиснулся большой черный внедорожник. Машина только на секунду привлекла Катино внимание — она прикрыла окно, отвернулась и…

Этот черный внедорожник… Этот джип. Она ездила на нем с Кустанаевой, когда они искали Чибисова. А однажды она видела его там, в долях за Татарским хутором, — он вынырнул из темноты, ослепив их с Тумановым фарами… Эти мощные фары издали так похожи на огни…

Катя снова выглянула в окно. Высунулась под дождь. Черный джип покойного Чибисова стоял на стоянке во дворе больницы. Она ждала, кто из него выйдет под этот ливень, смывавший с листвы больничных лип серую пыль. Но стоянка была пуста. Тот, кто приехал, машину покойника уже покинул. И этот важный момент Катя пропустила!

А в это время в самый разгар поминального банкета, заказанного менеджментом агрофирмы «Славянка» в загородном ресторане-клубе «Поле Куликово», что на полпути между Славянолужьем и Тулой, глава районной администрации господин Хохряков, в прошлом весьма и весьма недолюбливавший Чибисова, оглашал собравшимся трогательный, спич, принося «глубокие искренние соболезнования от лица всего руководства района семье и близким покойного».

В ресторане, как и до этого в церкви и на кладбище, сводный самодеятельный хор районного Дома культуры исполнял «Со святыми упокой». Отец Феоктист, уже успевший сменить торжественное золотое облачение, в котором он служил панихиду, на свою скромную рясу, сидел за парадно сервированным столом рядом с Хохряковым. Закончив речь, глава администрации сел на место и после четвертой рюмки обратился к священнику с риторически-скорбным вопросом:

— Ну отчего, почему, владыко, все так, а не иначе? Почему мы так любим все разрушать? Что у нас за натура такая? Ведь жили, владыко, а? Бюджет выправили, с долгами почти рассчитались. Школу вон отремонтировали, больницу. И все благодаря стараниям покойного. Финансирование-то нецелевое напрямую из «Славянки» шло, — перечислял глава администрации, наливая себе еще коньячка под балычок. — Чибисов вот так все держал, при нем порядок был, работали — водку не жрали. Вслед за ним и мы потихоньку поднялись. Так нет — убили ведь, а? Помешал кому-то… А какой человек был Михаила Петрович? Золотое сердце… Так нет, взяли и убили. Ну почему, отчего мы так любим все рушить, даже если нам самим от этого только хуже?