Александр Теущаков - Путь Чёрной молнии

— Что ты предлагаешь? — спросил Глазун.

— Сегодня после разбора, мы втроем объявим Равилю о выходе из семьи.

— Сань, да это мужикам хорошо, погрызлись между собой и оттолкнулись друг от друга. Я говорю тебе, нам не дадут.

— Слышь Зеля, хорош труса праздновать, я предлагаю нам создать свою семью. Ну, кто нам запретит? Равиль или Пархатый? — Сашка обвел пацанов взглядом, — я за вас! Сашка протянул руку ладонью вверх, — а вы?

Настал переломный момент. Сашке хотелось верить в этих двух, еще не тронутых зоновской гнильцой пацанов. Первым его ударил по ладошке Зеля:

— А, будь что будет, я с тобой.

Глазун посмотрел на свою ладонь, повертел ею, как бы раздумывая, и тоже хлопнул Саньку по руке.

— Пацаны, я вас никогда не предам, и не брошу в беде, за вас буду стоять горой до конца, главное: вы не думайте, что Равиль и Пархатый — это все. Просто мы будем жить сами по себе, пусть только попробуют натравить на нас своих псов, а нормальных пацанов мы переманим на свою сторону.

— Ладно Воробей, семь бед — один ответ, — сказал Зеля.

— Я хочу вам одну вещь сказать, — обратился снова Санька к пацанам, — я стараюсь вывести нас из-под удара, а потому принял такое решение: навести мосты с Сибирскими пацанами. Я был у них, и они все знают, за нас не переживайте, здесь они нас простили и в случае чего, Лехины пацаны окажут нам поддержку. Это я все говорю к тому, чтобы в дальнейшем между нами не было тайн и недомолвок.

— Сань, как ты решился? Тебя ж могли затоптать, — замотал головой Зеля.

— А потому и не затоптали. Это и есть настоящие пацаны, которые сначала выслушают, а потом уже решают, а не то что наши быки, в начале жути нагонят, прессанут как следует, а потом и деваться некуда, как этим тварям руки лизать. Все братва, вечером все будет ясно, одно скажу, что сегодня мы станем самостоятельными, если что, будем биться, но под этих мразей не ляжем, хороших пацанов в зоне не мало, нас поддержат, нам главное не упасть в их глазах.

Подошел срок выхода с ШИЗО Пархатого, все ждали его вечером. У администрации были правила: забрали нарушителя в шесть вечера — значит через пятнадцать суток он выйдет в тоже время, это также верно, если его посадили первого числа и выйдет он на свободу через пять лет в такой же день.

Воробьев получил козырное спальное место в проходе, где располагалась семья Равиля. Присматривался к окружающим, больше задавал вопросов и внимательно слушал. Он никогда не брезговал посидеть с мужиками — работягами, ему было безразлично, что об этом подумают блатные. Знакомился Сашка быстро, у него был особый нюх на хороших людей: короткий обмен личными данными, где жил на воле, кто друзья и в принципе знакомство набирало ход. Матвей — его земляк, проинформировал своих мужиков, что Сашка парень мировой и с ним можно общаться по-простецки.

Только настороженно Воробьев относился к блатным, хотя его статус и позволял держаться с ними на равных. Пока его считали, просто бойцом: крепким, нетрусливым, отчаянным пацаном, который еще ничего такого серьезного не насобирал в свой жизненный рюкзак, ведь за плечами отсижено всего-то ничего.

Но была в Сашке какая-то своеобразная изюминка, стержень, заложенный в его характере. Может быть, его манера независимого поведения. С работниками администрации он вел себя уверенно, никогда не пасовал и не прогибался, отвечал четко и грамотно. С осужденными шел в контакт легко, в его манере общения просматривались лидерские наклонности. Имел трезвый, справедливый взгляд на вещи. Иногда он казался странным для окружающих, слишком задумчивым, но это не от тоски по воле, а от обдумывания разных ситуаций. Он мог часами проворачивать в голове те или иные комбинации, в этом отношении Воробьев был дотошным, раскладывал все по полочкам, что-то просчитывал и смотрелся он со стороны не по годам смышленым.

Одно обстоятельство не выходило у него из головы, увидев в первый раз Пархатого, он, почему-то решил, что где-то его лицо уже мелькало. Но где? Не мог припомнить. Единственное, что можно было сопоставить, это представить длинные волосы на голове Пархатого. Нужно присмотреться к нему внимательнее, в тюрьме он не мог его встретить, Жека уже четыре года сидит. Нет, почему-то Воробей ассоциировал его встречу именно на свободе и с длинными волосами на голове. Определенно, ему нужно присмотреться к Пархатому.

Сказать, что волновался Сашка по поводу встречи с ним, наверно нет. Но чувство неприязни сохранилось, да и отзывы о нем были не самые лестные. Действительно, когда вечером, помывшись в бане, Пархатый пришел в отряд в сопровождении своих «торпедоносцев», тоже вышедших из ШИЗО, Воробей невольно заволновался и, не подав виду, поздоровался со всеми за руку. Горелый слегка оскалился и отошел в сторону, двое других «крестников» тоже, поздоровавшись с Воробьем, отодвинулись. Пархатый задержал руку Сашки дольше, чем следовало, как бы прощупывая его, но затем резко осклабился и громко произнес: