Александр Теущаков - Путь Чёрной молнии

— Леха, на производстве работать, для пацана считается стремным?

— Конечно. Мне отец рассказывал, что раньше в зонах авторитеты не работали. Для них это был вопрос внутренней политики: воры в законе не признавали власть советов, и потому по их понятиям работать на государство — означало предать свою идею. Ты думаешь за что Дрону уже третий раз пятнашку выписывают? За отказ от работы! Его по — другому не чем зацепить, ведь кум Ефрем боится его в зону выпускать, а здесь он на полном основании маринует его в трюме.

— Но это же не справедливо! — возмутился Сашка.

— А ты думаешь, что менты здесь все по справедливости решают? Санек, законы и наши права — это все на бумаге, а на самом деле Совдепия любого недовольного ею сгноит на кичмане.

— Ты тоже недоволен властью? Я имею в виду твои убеждения, — осторожно спросил Сашка.

— Мой дед, Санек, никогда не сидел по уголовной статье, но зато Советы его гнобили по политическим статьям — он на Тамбовщине принимал участие в крестьянском восстании. Наш род оттуда идет, отец мой по — определению считается ссыльным, хоть и был еще пацаном. Если, как ты думаешь, все было бы по закону, то простых мужиков не уничтожили бы Советы в той крестьянской войне.

— И много расстреляли?

— Я тебе так скажу, конечно, это не факт, но отец говорил, что всех восставших потравили на смерть газами.

— Ни фига себе! Разве такое возможно… И тут Сашка вспомнил рассказы своего деда, как в предвоенные годы с их родной деревни десятками увозили арестованных крестьян. Вспомнилась сразу же история об организации «Черная молния», как она боролась с Советами на родной земле. Как в НКВД занимались фальсификацией и незаконно тысячами отправляли невинных людей в лагеря и подводили под расстрельную статью.

— Леха, я понимаю, что ты и Дрон можете по своим убеждениям не работать на Советскую власть, а как быть остальным блатным в зоне? Они — то точно не идейные, а не работают только потому — что не хотят. Мужики ведь ходят на производство, им что-то жрать нужно.

— А ты знаешь, я пожалуй соглашусь с тобой. Нынешняя блоть не способна мозгами принять идейную сторону воров. Они в большей степени нахватались верхушек и, извращая понятия, подминают под себя всю обстановку в зонах. Если Дрон — тот за кого себя выдает, то нас Санек ждут большие перемены.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы нашу зону начнем очищать от таких козлов, как: Пархатый, Ворон, Равиль и разумеется от поганых активистов. И если ты примешь сторону истинных пацанов, то твои бицепсы пригодятся в будущем для наведения порядка. Ты где так мастерски махаться научился?

— На воле классической борьбой года три занимался, потом на бокс ходил, а в основном: улица научила, частенько приходилось справедливость кулаками восстанавливать.

— А разве так бывает?

— Бывает, когда толпа на толпу, там времени нет, разъяснениями заниматься.

— Уходи от этих понятий, здесь политика — семеро одного не боятся, не канает.

— Еще как канает, — улыбнулся Сашка.

— А-а! Ты это о Пархатом и его пристебаях, против них тоже надо скопом, одному без толку.

— Да я на свободе старался выходить один на один, но не всегда удавалось.

— Значит ты Санек — баклан (в данном случае — хулиган), по хулиганке больше предпочитаешь.

— Не совсем так. Там, где свои, я еще могу разнять, объяснить, а с соседскими не со всеми получалось. Леха, не называй меня бакланом, мне в свое время люди объясняли, что пацанов так называть не принято.

— Да, есть такое дело, на воле ты баклан, а здесь нет такой масти, есть просто «боец», но ничего, зона из тебя сделает такого дипломата, потом словом бить будешь, а задатки у тебя есть. Больше спрашивай — это не стремно, тебе же в пользу, а уж когда пехота не понимает слов, тогда бей, но не по репе (голова), а по корпусу, как тебя в боксе учили и не при свидетелях, а то из трюма (изолятор, карцер) не будешь вылезать. Ладно, Санек, сегодня жди в гости, мы вечером с братвой этих упырей проведать придем. Да, все хотел у тебя спросить, у тебя братья есть?

— Нет, я один в семье. А что спросил?

— Да есть в тебе, что-то такое, — загадочно улыбнулся Леха, — знаешь, когда полгода в тюрьме просидит человек — это еще не показатель, а ты выходит не по годам смышленый.

— Меня тоже было кому учить, батя мой сидел не раз, порой под хмельком начнет про лагеря рассказывать, а я все на ус мотал.

— А характером ты тоже в него?

— По части драк, видимо в него, но больше я в мать и в деда своего пошел. Мама у меня очень справедливая, а терпения у нее на десятерых таких, как отец хватит, она у меня хорошая.