Р. Гордон - Пуля для звезды. [Пуля для звезды. Киноманьяк. Я должен был ее убить. Хотите стать вдовой?]

— Как ее звали? — поинтересовался Соважон.

— Я знал лишь ее имя: Элен, которому она предпочла Лену, имя своей героини.

— Была ли она замужем или обручена?

— Не знаю. Она не делилась с нами. А когда ее начинали расспрашивать, отвечала: «Я не интересна…» Предложение Эрналя позабавило ее, она ничего не понимала в кино, но согласилась на пробу. И проба оказалась великолепной… до того блестящей, что мы — актеры, Франсуаза и я, а может быть, и Даниэль, почувствовали, что Лена крадет наш фильм! Мы выехали в Гремильи, в Солонь, где устроились в поместье друга Эрналя. Нам нужен был месяц: две недели на репетиции и две на съемки, но в действительности ничто не было пущено на волю случая. Мы, актеры и техники, были своего рода семьей, все знали свое дело, у всех был какой-то театральный опыт. Лене было чуждо то, что нас волновало, и мы этому смутно завидовали.

— В общем, то, что и в фильме, — резюмировал Соважон.

— Точно, — подхватил Фонтень тоном, означавшим, что замечание поверхностно. — Мы много пили. Эрналь курил марихуану. Даниэль была моей любовницей, но не увлекала меня. Я был любовником Франсуазы, а ассистент режиссера была некрасива… Мне нужна была Лена. Все желали ее… а Эрналь полагал, что имеет на нее все права.

На мгновение он замолчал, взгляд его затуманился; полицейские вежливо молчали.

— Вы догадываетесь о последствиях, — продолжил он. — Слишком много друзей или, скорее, соучастников противостояли друг другу. Мы решили развратить, слово несколько литературное, но точно по сути, Лену. Начали с того, что заставили ее пить. Затем от алкоголя она перешла к наркотикам, по пути пройдя через постель Эрналя и мою тоже. Дело довершили техники. Все это с согласия Франсуазы и Даниэль, которых разумность и целомудрие Лены раздражали. Лишь ассистент режиссера нам противостояла… Но что она могла сделать!

Фабрис Фонтень вновь погрузился в свои мысли и поудобнее устроился на подушке.

— Лена быстро поддавалась влиянию, была хрупка и сверхчувствительна. Она не оказывала нам никакого сопротивления. Самое ужасное в этой авантюре с… (актер поискал подходящее слово и нашел его)… разрушением — ей, возможно, послужил фильм. Мы снимали сцены в хронологическом порядке и Лена, казалось, падала на наших глазах, как того и требовал сценарий, но не теряла своей красоты. Она была все так же прекрасна, но еще более отчуждена и обеспокоена. У нее было два или три нервных кризиса. О враче никто не заикался. Девушки, заботясь о ней, наливали ей стаканчик спиртного! Мы сыграли с ней ужасную шутку…

Фонтень заколебался, продолжать ли ему излияния, затем решился.

— Однажды, когда я совершенно голым лежал на постели, с вылезшими из орбит глазами и весь в крови (я убил кролика), она меня увидела…

Актер тряхнул головой, не закончив фразы.

— Последние дни съемок Лена не понимала даже самых простых указаний. Она нас больше не слышала. В некоторых сценах Эрналь снимал ее со спины…

Торопясь закончить, Фонтень заговорил быстрее.

— Когда фильм отсняли, мы отправили ее в Париж и бросили там прямо на улице… Солидарные… и стыдящиеся себя, я думаю. С тех пор я ее не видел, хотя часто вспоминал. Мы ее не убили, но в каком-то смысле она была мертва. Что с ней стало? Может быть, она вылечилась? Мы оставались безнаказанными… по крайней мере, до сих пор! — подчеркнул актер. — И все же… я спрашиваю себя, связана ли история Лены Лорд каким-то образом со смертью Франсуазы, Луврие, Даниэль… Вам это выяснять. Естественно, мы можем найти оправдание. У Лены, когда мы ее оставили, уже проявлялись признаки душевного расстройства. Можно было убедить себя, что она станет рано или поздно безумной, в любом случае… но это не имело большого значения! Итак, я вам рассказал все, что знал, — почти со злостью заключил он.

— Мы будем вам признательны, если вы больше никому не скажете об этом. В особенности представителям прессы, — рекомендовал Дельмас.

— Не беспокойтесь… «Михаил Строгав» с этим и умрет, тем более, что в этой авантюре трупов и так хватает.

Фабрис Фонтень провел рукой по лицу, словно прогоняя усталость, а инспектора направились к выходу.

Засунув руки в карманы поношенного красного шерстяного пальто, Мариз Биссман шла по улице Гобелин. На мгновение она задержалась перед витриной магазина, где пластиковые манекены, одновременно негнущиеся и грациозные, демонстрировали купальные костюмы. Мариз задумалась над черным комплектом, соединенным на уровне пупка широким золотистым кольцом.