— Вы иногда одиозны, — отметила Маги.
— Это потому, что я несчастен, — задумчиво ответил Фабрис.
Но Маги слишком хорошо знала Фабриса, чтобы доверяться его изречениям.
— Вы неисправимы… — вздохнула она.
— Вот это и надо повторять режиссерам!
— Боже мой! Вы оставили шапку! — воскликнула Маги.
— Это не существенно, если она мне идет…
Вновь появились Бруно с Джо.
— Можно сделать еще один снимок? — спросил Джо.
— В шапке или без?
— В ней.
— К вашим услугам.
Дважды полыхнула вспышка, потом Фабрис сорвал с головы меховую шапку и забросил ее подальше.
— В новом фильме мне хотелось бы быть вот с такой шевелюрой от начала и до конца. Солнце, девочки и совсем немного диалога, типа: «Меня мучит жажда!» и «Еще!». Пройдемте в мою комнату, — пригласил молодых людей актер. — И ничего не бойтесь, вы не в моем вкусе!
Теперь они втроем очутились перед баром.
— Виски, джин, водка, шампанское или всего понемногу? — предложил Фабрис, играя шейкером.
— Мне без алкоголя, — сказал Бруно.
— Что так? — воскликнул актер, будто услышав что-то несуразное.
— Если я выпью, то не смогу написать и строчки…
— А у меня все наоборот. Если я не выпью, то ничего не сыграю. Бастер Китон! — заявил Фабрис, невозможно гримасничая.
Реакции не последовало.
— Это не смешно? Тем хуже! — продолжал он. — Во всяком случае, не лепите этого в вашу газетную «утку», тем более, что я уже достаточно прослыл пьяницей… заслуженно, надо признать.
— Водка, — решился долго колебавшийся Джо.
— Храбрый малыш, — признал Фабрис, протягивая тому бокал. — И надеюсь, снимки он не запорет!
— Для детей! — сообщил он важно, наливая грейпфрутового сока Бруно.
— За Францию! — заключил актер, поднимая полный стакан виски с каплей апельсинового сока.
Выпив, Фабрис указал журналисту на прозрачное пластиковое кресло.
— Это безобразно, но удобно… и потом, это для звезд! — объяснил он, упав в кресло подобное тому, куда сел Бруно.
— Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов по поводу…
— Михаила Строгова! — пропел, закатив к небу глаза, Фабрис.
— Вовсе нет.
— Тем лучше, ибо у меня создается впечатление, что я снимаюсь в нем пятый раз!
— Мне хотелось бы поговорить о фильме Жан-Габриэля Эрналя.
— Забавная мысль.
— Фильм Эрналя был показан во время наших съемок в Испании и прошел с огромных успехом, — сообщила неслышно вошедшая Маги.
— Вы не чувствуете, что над вами нависла угроза? — спросил Бруно у актера.
— Угроза надо мной? Вы сошли с ума? — Лицо актера вдруг просветлело. — Ах да, легенда о фильме-убийце! Не говорите мне, что вы настолько глупы и верите в вами же написанную чушь!
— Позвольте все же заметить, что…
— Да, я знаю, три трупа, — отрезал Фонтень. — Ну и что? Совпадение. Черная полоса, так бывает.
— Да, но в этой истории…
— Прикиньте по порядку: мамаша Констан утонула…
— Не далее как вчера вечером, и уже не в первый раз, вы сказали, что считаете Тони Лафо убийцей, — бросила Маги.
— Вот как? — воскликнул заинтригованный Бруно.
— Я пошутил, — пожал плечами Фонтень.
— Согласен, все это неприятно, — тут же добавил он.
— И эта шутка забавляла вас и ваших друзей несколько дней, — настаивала секретарша.
— Как и все великие комедианты, я повторяюсь, если это приносит успех. Итак, мамаша Констан утопилась, — продолжал Фабрис, заметно возбужденный вмешательством Маги. — Что касается Эрналя, я думаю, это всего лишь самоубийство…
— А что вы думаете о втором ненайденном типе? — спросил Джо.
— Позвольте мне закончить свою мысль, — с юмором запротестовал Фабрис. — Тони убрал Эрналя, впавшего в депрессию, инсценировав сцену с катастрофой за городом.
Подобное толкование фактов никого не убедило. Тем не менее Фонтень продолжал рассуждать.
— Что до оператора, здесь, по-видимому, речь идет о преступлении. Но преступлении, не имеющем отношения к смерти Франсуазы или Эрналя. И я уверен, что полиция это вскоре обнаружит.
— Может быть, вы и правы, — согласился Бруно. — Но будет жаль…
— Жаль?
— Да, фильм, приносящий несчастья — это фантастично, волнующе… в конце концов, это мнение журналиста, а не полиции, — улыбнувшись, исправился Бруно. — Вам не будет в тягость вспомнить о съемках «Скажите, что мы вышли…»?
— Почему это должно быть в тягость? Тем более, что ни о чем необычном рассказать я не могу… кроме того, что прошло десять лет.
— Что еще?
Читать дальше