Р. Гордон - Пуля для звезды. [Пуля для звезды. Киноманьяк. Я должен был ее убить. Хотите стать вдовой?]

— Уведите его от суда присяжных заседателей!

Женщины объединенными усилиями вырвали его из рук школьниц, громко скандирующих: «Фабрис!»

Вздохнув, актер отпустил руку очаровательной шестнадцатилетней блондинки.

— Кто эти женщины? — спросила одна из школьниц.

— Лоурел и Харди! — съязвил Фабрис.

Но девушки не рассмеялись, глядя, как секретарша и импресарио уводят обожаемого соблазнителя.

Одной из последних кладбище покидала тридцатилетняя женщина, не привлекшая к себе внимания. На нее даже не посмотрели и не узнали, как того боялась она.

Эта несколько поблекшая брюнетка, одетая в пальто из черной кожи с подчеркнутой поясом талией, выглядела уставшей от тягот жизни. Аккуратно причесанная, тщательно подкрашенная и элегантно одетая, она, вне всякого сомнения, вернула себе немного былого блеска и юношеской беззаботности, так очаровавшей некогда ее друзей.

О смерти Франсуазы Констан она узнала из газет и приехала на кладбище под воздействием ностальгии, даже не пытаясь ей противиться. Во всяком случае, в тот день она была свободна.

А когда-то она была партнершей Франсуазы по съемкам у Жан-Габриэля Эрналя и любовницей Фабриса Фонтеня.

Картинки невеселого прошлого всплыли в памяти, пока она спускалась по улице Депар, направляясь к станции метро «Монпарнас». Ее сопровождали образы Франсуазы, Фабриса, Лены Лорд — столь болезненные для нее воспоминания.

Теперь она сожалела о своем присутствии на похоронах; соприкоснувшись с теми, кто, возможно, забыл о ее существовании, она еще раз ощутила всю боль утраты, то, чего она не смогла или не сумела достичь. И теперь клялась себе никогда больше не возвращаться к прошлому, ибо чувствовала, что ужасно страдает от встречи на телеэкране с картинами десятилетней давности.

Женщину звали Даниэль Жено, а во время съемок фильма она звалась Даниэль Пакен.

Был прекрасный воскресный вечер. В темно-голубом небе, где уже давно зашло солнце, догорала алая заря. Возвращались из Онфлера, «дофин» мчался по обсаженной платанами дороге вдоль склона небольшого оврага, именуемого местными жителями сухой балкой.

Внезапно водитель притормозил:

— Посмотри туда, — сказал он задремавшей женщине.

Та открыла глаза и увидела огненные всполохи, освещавшие группу деревьев на ближайшем повороте.

— Как будто пожар, — заметила она.

Муж нажал на газ, затем притормозил на повороте, вновь газанул и остановился метров через триста. Они вышли из машины и, предчувствуя беду, торопливо побежали к откосу.

В неглубоком овраге как факел пылал «рено». От пожарища поднимался и терялся в ночи столб дыма.

Мужчина машинально спустился по мягкому склону.

— Не подходи слишком близко! — боязливо сказала женщина.

— Кто-то там внутри…

В отблесках пламени можно было различить уткнувшееся в руль тело. Мужчина рванулся на помощь, но тотчас понял, что не сможет вызволить того, кто стал узником собственного автомобиля и, скорее всего, уже мертв. Взрыв сотряс воздух, вызвав крик ужаса у женщины, и пламя рвануло к небу.

— Как он мог туда слететь? — спросил отбежавший в сторону мужчина.

— Может быть, он жаждал смерти как эти… ты знаешь, типы, что…

— Камикадзе, — возбужденно прервал ее мужчина.

Он посмотрел на платаны. Разумеется, машина могла проскочить между ними, а склон не такой уж и крутой. Тем не менее…

— Все же очень странно, — пробормотал он.

Вернувшись на дорогу, он вскочил в свой «дофин» и, едва дождавшись, пока сядет жена, тут же рванул с места.

— Остановимся в жандармерии Пон-ль-Эвек, заявим о случившемся, — сообщил он тоном, не терпящим возражений. — Несчастный случай… или что-то похуже.

Час спустя жандармы из Пон-ль-Эвек были возле «рено». От того уже остался лишь дымящийся остов с пустой канистрой. Не при помощи ли ее устроили пожар? Жертву опознали по обгоревшему бумажнику, найденному в бортовом ящичке. Все бумаги превратились в пепел, за исключением карточки, на которой можно было прочесть: «Кинотеатр Франсуаз» и имя прописью: «Жан-Габриэль Эрналь».

Антиквар был здесь известен, он владел загородным домиком. Двое жандармов отправились туда и проникли в дом через оставшееся приоткрытым окно. Там никого не было. Они не нашли никакого намека на то, что Эрналь добровольно расстался с жизнью. Предположили убийство и дело передали в Париж.

Той же ночью новость попала во «Франс Пресс», а утром Клод Доре с нетерпением ждал появления Бруно Мерли, воскликнувшего при этом известии: