Галия Мавлютова - Опер любит розы и одиночество

— Пожалуй, вот этот, — я выбрала самый яркий рубин, огромный, с наперсток величиной. Нисколько не хуже изумруда.

Он и впрямь подходил мне, этакий самоуверенный красавчик, с достоинством лежавший сбоку от небольшой горки камней. Я взяла его в руку и прижала к сердцу. Вдруг я почувствовала ответный толчок. Они поздоровались — мое сердце и этот дивный камень.

Резко зазвонивший телефон нарушил внутреннюю гармонию — камня и человеческого сердца. Я удивленно посмотрела на аппарат, стоявший на кроватной тумбочке, потом на мужчин, но они пожали плечами, дескать, это не нам.

Я сняла трубку и услышала мягкий баритон.

— Галина Аркадьевна?

— Да, я! — Александр Васильевич возбужденно дышал.

Его прерывистое дыхание отдавалось в трубке эхом, перемежаясь с поющим где-то в проводах вездесущим Филиппом Киркоровым.

— Позовите Игоря. Пожалуйста! — потребовал мой попутчик.

Я жестом показала Гасанову, что его требуют на «ковер».

Отойдя к столу, я снова начала перебирать камни и вдруг насторожилась. Гасанов не знал, что разъяренный голос «Сан Васильча» из допотопного аппарата разносится по всей комнате.

Ковалев ничего не слышал, погруженный в сложную игру с камнями. Камни завораживали его своей лучистостью и огнями, и Андрей не прислушивался к голосу «вождя».

«Юмашева, Завадский, Гюзель, Марат, магазин, милиция, сотрудница, командировка, др-др, бр-бр, гр-гр», — я сглотнула слюну, вдруг волной набежавшую в рот, забивая глотку металлическим шлаком.

Я осторожно вытащила пистолет и обошла стол. Теперь я стояла напротив Гасанова, стоявшего с трубкой в руках, и Ковалева, сидевшего за столом и созерцающего игру света от камней.

Александр Васильевич удосужился наконец-то проверить меня на «вшивость» и оказался прав.

«Нечего играть в кошки-мышки со смертью, если ты на службе». Я мысленно ругала себя последними словами, переходящими в грубую нецензурную брань. Кто-нибудь пробовал мысленно материться? А вы попробуйте! Весьма колоритно получается, доложу я вам.

Гасанов, не кладя трубку на рычаг, второй рукой вытащил пистолет. Теперь мы стояли со стволами, направленными друг на друга. Ковалев медленно поднял голову, с трудом оторвав взгляд от камней. Он удивленно посмотрел на меня, затем обернулся и увидел Гасанова. Со змеиным шипением Ковалев бросился на меня, метнувшись через стол. Я выстрелила, стараясь попасть ему в плечо.

Ковалев медленно опрокинулся на стол, руками цепляясь за столешницу. Со стола он сползал, как в замедленном кадре, судорожно хватаясь ладонями за полированную доску. Камни небольшой кучкой остались сбоку. И вдруг Гасанов подпрыгнул, свалил Ковалева на пол, схватил камни и ссыпал их в карман куртки. Потом сгреб остатки и исчез за дверью.

Через минуту в дверь заглянула дежурная по этажу.

Когда я смотрю детективный фильм, всегда ужасаюсь, сколько же драгоценного времени уходит у героев на свои «героические» действия.

Гасанов потратил на все про все минуту, даже меньше, а в фильме его действия разыгрывались бы минут десять. С другой стороны, в детективных фильмах мало показывают дежурных по этажу, считая их недостойными фигурами. В моем «фильме» оказалась весьма достойная дежурная. Она так долго торчала в дверях в полном онемении, что мне пришлось зычно гаркнуть:

— Срочно «Скорую», милицию! Вызвать! Срочно! Я — сотрудник милиции!

Дежурная продолжала торчать в дверях, слепо щурясь непроснувшимися мелкими глазками.

Я чертыхнулась и подошла к телефону. Трубка валялась на полу. Обмотав ее салфеткой и послушав короткие гудки, я набрала «02».

— Пришлите наряд в гостиницу на центральной площади. Сообщите начальнику уголовного розыска Алексееву! Я не знаю адреса. Здесь памятник кому-то стоит. Да, номер 63, я — сотрудник милиции из Петербурга подполковник Юмашева.

Дежурная по этажу дематериализовалась, словно приходилась родной сестрой Юрию Григорьевичу.

Сейчас в номере будет толпа народа: эксперты, менты, врачи, а я почти голая.

Я глянула на себя. Гостиничный халат едва доставал до колен. Сунув рубин в сумочку, я натянула колготки, путаясь в узких чулках, затем влезла в брюки, майку и пиджак. Белую блузку с почерневшими манжетами я скомкала и сунула в свою сумочку, посмеявшись над тем, что в мою дамскую сумку влезет все что угодно, даже труп. Труп ли?

Я нагнулась к Ковалеву и потрогала лоб. Затем мои пальцы осторожно переползли к шее. Артерия еле слышно вздрагивала. Было непонятно — это агония? Или Андрей еще жив?