Энн Перри - Реквием в Брансвик-гарденс

Питт тут же выполнил задуманное, усевшись на место Парментера, и указал на дверь:

– Ты входишь оттуда.

– А как насчет ножа для разрезания бумаг? – спросила его жена.

– Сейчас он находится у нас в участке. – Оглядев стол, Томас заметил на нем ручку: – Возьми вот ее. Будем считать ее ножом. Потом спросим служанку о том, на каком именно месте лежал нож после убийства. Но сперва разыграем саму сцену…

Шарлотта послушно вернулась к двери, как если бы только что вошла в кабинет. Надо было придумать какое-то начало разговора. Что могла произнести Вита, входя? Годится любая фраза. До того как она увидела письма, разговор не имеет никакого значения.

– По-моему, будет неплохо, если сегодня утром ты позавтракаешь со всеми нами, – сказала миссис Питт.

Ее муж с удивлением посмотрел на нее, но сразу же сообразил, в чем дело.

– А? Нет, едва ли, – отозвался он. – У меня много работы. Нужно еще многое сделать для книги.

– Чем ты сейчас занят? – Женщина подошла к столу.

– Перевожу письма, – ответил Питт, внимательно глядя на нее. – Но, конечно, на весь труд еще уйдет много времени…

– Понимаю. – Взяв со стола лист бумаги, Шарлотта посмотрела на него. Это была записка о встрече с приходским советом. Миссис Питт изобразила на лице удивление и боль: – Что это такое, Рэмси?

Томас нахмурился:

– Перевод послания одного из ранних святых. Того, над чем мы работали. А что ты подумала?

Шарлотта попыталась придумать какое-нибудь обидное соображение:

– Это любовное письмо! Святые не писали подобных писем.

– Все это метафора, – ответил полицейский. – Ради бога, не воспринимай этот текст в романтическом плане, он не для того предназначен!

– A этот? – Схватив другой лист бумаги, миссис Питт яростно замахала им перед носом супруга. Это было письмо епископа об изменениях, вносимых в ход вечерней службы. – Скажешь, еще одно чисто духовное письмо? – Голос ее был полон сарказма.

– Это сделанный Юнити перевод того же самого письма, – рассудительным тоном проговорил суперинтендант. – Здесь я полностью не согласен с ней. Как ты можешь видеть из моего перевода, она истолковала это письмо совершенно неправильно.

– Не получается, – пожала плечами Шарлотта. – Здесь нет никакого повода для ссоры. Никто его здесь не найдет. Просто смешно! Ссора должна была произойти из-за чего-то другого.

Питт встал:

– Что ж, тогда будем считать, что она произошла из-за чего-то другого, слишком личного для того, чтобы Вита могла рассказать нам, и поэтому она предпочла прикрыться письмами.

– Я в это не верю, – покачала головой молодая женщина.

– Я тоже, но как бы то ни было, давай попробуй изобразить драку. Лучше стань поближе к столу, чтобы ты могла дотянуться до ножа.

– У нас может ничего не получиться, – заметила Шарлотта. – Ты на несколько дюймов выше Рэмси.

– Примерно на три, я бы сказал, – согласился Питт. – Но ты где-то на те же три дюйма выше Виты, так что сойдет.

Протянув руки, Томас аккуратно взял жену за горло и пригнул ее к самому столу. Она попыталась сопротивляться, однако при его росте, весе и силе сопротивление было бесполезно. И это еще при том, что он не сжимал ее горло!

– Возьми нож, – приказал Питт.

Заведя руку назад, Шарлотта попыталась нашарить ручку на крышке стола, но та не попалась ей под руку.

Взяв ручку, полицейский подал ее супруге.

– Спасибо, – напряженно проговорила она.

Питт еще немного пригнул ее к столу.

Шарлотта подняла «нож», на мгновение задержала ее, чтобы дать Питту время отшатнуться, как, по словам Виты, сделал Рэмси, а потом ударила изо всех сил, но держа ручку за кончик пера, так что удар практически был нанесен рукой. Она попала мужу в щеку, и Питт дернулся. Однако с тем же успехом женщина могла угодить ему и в горло. Попробовав еще раз, она попала в его шею под ухом.

Распрямившись, суперинтендант потер рукой место удара, который оказался сильнее, чем его жене хотелось бы.

– Вполне возможная ситуация, – без радости в голосе признал он. – B отличие от самой ссоры. Причина ее кажется мне совершенно непонятной. Как по-твоему: он действительно попытался убить ее? Зачем? В самих письмах нет ничего предосудительного, если знать их природу, a ее нетрудно определить, располагая оригиналами. Но даже без них существуют и другие экземпляры. В некотором смысле это известно всем. Их может отыскать любой знаток классической литературы. Рэмси не мог не знать, что его оправдания основательны.