– Да кто ж знает, вполне возможно. Но О’Брайан, вероятно, сомневается в этом, иначе зачем бы он стал пересылать нам эти письма.
– А кстати, что сам-то доблестный авиатор о них думает?
Сэр Джон вместо ответа извлек из портфеля еще одно письмо, тоже отпечатанное под копирку, и молча протянул его племяннику. В письме говорилось:
Дорогой Стрейнджуэйс.
Наше беглое знакомство позволяет мне обратиться к Вам по поводу, который, возможно, и яйца выеденного не стоит. Прилагаемые письма, расположенные хронологически, я получаю 2-го числа каждого месяца, начиная с октября. Быть может, отправляет их какой-то безумец, а может быть, кто-то из моих приятелей попросту решил подшутить надо мной. И тем не менее есть вероятность, что все это не столь невинно. Как Вы знаете, до последнего времени я вел довольно беспокойный образ жизни и не сомневаюсь, что есть люди, желающие, чтобы я сорвался в штопор. Допускаю, что Ваши специалисты могли бы и сами что-либо извлечь из этих посланий. Но это кажется мне маловероятным. К тому же мне не хочется обращаться за помощью в полицию. Не для того я выбрал сельское уединение, чтобы меня охранял взвод полицейских. Но если Вам известен какой-либо по-настоящему разумный и более или менее приятный в обращении частный сыщик, возможно, Вы могли бы связать меня с ним. Как насчет Вашего же племянника, о котором Вы мне рассказывали? Я мог бы поделиться с ним некоторыми соображениями или, скажем, подозрениями, настолько смутными, что мне даже не хочется излагать их на бумаге… На Рождество я устраиваю домашний прием, и, если удобно, приходите, захватив с собой племянника, он будет вроде как гость. Пусть приезжает 22-го, за день до всех остальных. Искренне Ваш, Фергюс О’Брайан.
– Теперь все ясно. И тут появляюсь я, – задумчиво протянул Найджел. – Что ж, если тебе кажется, что я отвечаю поставленным условиям – разумен, приятен в общении, – с удовольствием поехал бы туда. Если судить по письму, О’Брайан отнюдь не лишен здравого смысла. А мне-то он всегда представлялся безрассудно-отчаянным смельчаком. Ну да вы с ним встречались. Расскажи мне о нем!
– Я предпочту, чтобы ты составил собственное впечатление. – Сэр Джон шумно продул трубку. – Конечно, после недавней аварии он, сам понимаешь, немного не в себе. Выглядит совсем больным; но какой-то внутренний огонь в нем все равно угадывается. Я бы сказал, он никогда не искал публичности. Но, как и у всех великих ирландцев – возьми хоть Мика Коллинза, – в нем есть нечто от плейбоя; то есть я хочу сказать, что это у них, ирландцев, в крови – страсть к романтичности и театру, иначе они не могут. И еще, у него хорошая ирландская память…
– А что, он и правда ирландец? – спросил Найджел. – Наследник Брайана Бору? [25]Или откуда-нибудь из Западной Англии?
– Да никто, кажется, доподлинно того не знает. Как говорится, корни его уходят во мрак неизвестности. В начале войны он внезапно появился в военно-воздушных частях и на прошлое уже не оглядывался. Хотя, наверное, вспомнить было что. Личность, я хочу сказать, незаурядная. В наши времена народные герои, особенно авиаторы, идут по паре за грош: сегодня у всех на устах, завтра забыт. Но это не его случай. Даже учитывая плейбойство и склонность к приключениям, не мог бы он так сильно волновать воображение, если б не выбивался из ряда обычных «героев». Наверняка есть в нем нечто такое, что не дает угаснуть возникшему вокруг него героическому ореолу.
– Ладно, ты же сам говоришь, что предпочел бы, чтобы я составил о нем собственное впечатление, – вздохнул Найджел. – Впрочем, я, как говорится, не против подпитки со стороны, если, конечно, у тебя есть время. А то я как-то подзабыл легендарную биографию этого аса.
– Основные вехи ты, полагаю, знаешь, – сэр Джон усмехнулся. – К концу войны на его счету было шестьдесят четыре немецких самолета. Обычно он охотился в одиночку: забирался высоко в облака и выжидал неприятеля. Немцы были уверены, что он заговорен: атаковал любого, настоящий цирк в небе. Ребята из его эскадрильи и сами стали его побаиваться. А он день за днем поднимался в небо и возвращался на базу с изрешеченным фюзеляжем и полуснесенными стойками. Макалистер как-то сердито сказал мне, что выглядело все так, будто О’Брайан нарочно хотел свести счеты с жизнью, да только никак у него это не получалось; поговаривали, что он, должно быть, продал душу дьяволу. И заметь, ни капли в рот при этом не брал. Затем, уже после войны, он полетел в Австралию на стареньком самолете: один день летел, на другой собирал машину после очередной аварии. Ну и, разумеется, этот его подвиг в Афганистане – в одиночку захватил целый форт! Что еще?.. Фигуры высшего пилотажа по заказу одной кинокомпании: кувыркался между пиками горного хребта… А кульминацией стало спасение одной известной исследовательницы. Джорджия Кавендиш. Он облетел какую-то богом забытую местность в Африке, приземлился там, где приземлиться вообще невозможно, взял ее на борт и вернулся домой. Кажется, это приключение даже его несколько отрезвило. Возможно, сыграла роль авария, случившаяся в самом конце полета. Так или иначе спустя несколько месяцев он решил оставить в покое небо и похоронил себя в деревенском отшельничестве.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу