Рут Ренделл - Со смертью от Дун

— Сядьте, — сказал Вексфорд, и Друри съежился и снова сел; лицо его дергалось. — Вы ведь ревновали ее, верно? — Он говорил понимающе, неофициально. — Вы не хотели, чтобы она гуляла с кем-то, кроме вас.

— Это неправда. — Он пытался кричать, но голос его не слушался. — Маргарет была просто моей приятельницей. Я не понимаю, что вы имеете в виду под ревностью. Конечно, мне не хотелось, чтобы она гуляла с другими, пока мы были вместе.

— Вы были ее любовником, Друри?

— Нет. — Он снова покраснел — от оскорбления. — Вы не имеете права задавать мне такие вопросы. Мне было всего восемнадцать лет.

— Вы делали ей много подарков, верно? Дарили много книг?

— Это Дун дарил ей те книги, не я. Она порвала с Дуном, когда стала гулять со мною. Я никогда ей ничего не дарил. Я не мог себе этого позволить.

— Где находится магазин Фойла, Друри?

— В Лондоне. Это книжный.

— Вы когда-нибудь покупали там что-нибудь в подарок Маргарет Годфри?

— Я уже сказал вам — я никогда не дарил ей никаких книг.

— А «Портрет Дориана Грея»? Эту книгу вы ей не отдали. Почему вы оставили ее себе? Вы думали, что это ее шокирует?

— Я уже давал вам образец моего почерка, — тупо сказал Друри.

— Почерк сильно меняется за двенадцать лет. Расскажите мне об этой книге.

— Я уже рассказывал. Мы были в коттедже ее тетки, и книгу ей доставили в бандероли. Она открыла ее и, увидев, от кого она, сказала, что я могу ее взять.

В конце концов, полицейские оставили его наедине с сержантом и вместе вышли из кабинета.

— Я послал образец почерка Друри тому графологу на Сент-Мэри-роуд, — сказал Вексфорд. — Но печатные буквы, да еще двенадцать лет прошло!.. Такое впечатление, что у этого самого Дуна был некрасивый или слишком неразборчивый почерк, потому он и писал печатными буквами. Друри пишет очень округло и четко. Мне кажется, что ему приходится мало писать, и почерк его так и не стал взрослым.

— Он единственный из всех, кого мы допрашивали, называл миссис Парсонс Минной, — заметил Барден, — и он знает о Дуне. У него в доме была та самая накидка, и хотя она может быть одной из тех остальных пяти раскупленных, но ведь могла принадлежать и миссис Парсонс. Если он ушел из магазина дяди в десять или даже пятнадцать минут шестого, то мог оказаться в лесу у фермы Прюэтта в двадцать минут шестого, а к тому времени коровы Байсаута уже там часа полтора стояли.

Телефоны молчали уже долго, необычно долго для оживленного полицейского участка. Что с тем звонком, которого они ждали с самого ланча? Вексфорд словно бы прочел его мысли.

— Вот-вот должны позвонить из Колорадо, — сказал он. — У нас разница в семь часов, так что, положим, если миссис Катц весь день отсутствовала дома, сейчас она должна вернуться. Здесь половина первого, значит, на западе США где-то между шестью и семью. У миссис Катц малолетние дети. Как понимаю, весь день ее не было дома, и до нее не могли дозвониться. Но она должна уже вернуться, и я надеюсь, что скоро нам позвонят.

Когда зазвонил телефон, Барден аж подскочил. Он схватил трубку и протянул ее Вексфорду. Как только тот заговорил, Барден сразу понял, что снова мимо.

— Да, — сказал Вексфорд. — Да, спасибо большое. Я понимаю. Ничего не поделаешь… Да, спокойной ночи. — Он повернулся к Бардену. — Это был Игэм, графолог. Он говорит, что Друри мог бы написать эти послания. Конечно, печатными буквами писали, чтобы скрыть почерк, но он говорит, что послания очень зрелые для юноши восемнадцати лет, и если они принадлежат Друри, то он ожидал бы куда большего развития, чем показывает предоставленный ему образец нынешнего почерка Друри… Более того, есть еще одно в его пользу. Я взял образец почвы с его шин, и хотя они еще не закончили, ребята из лаборатории твердо уверены, что машина не стояла в грязи на той проселочной дороге. В моей пробе в основном пыль и песок. Давайте выпьем чаю, Майк.

Барден показал большим пальцем на дверь.

— Ему тоже чаю, сэр?

— Господи, конечно, — сказал Вексфорд. — Сколько раз мне вам повторять? Мы же не в Мексике.

Маргарет Годфри была одной из пяти девочек, сидевших на каменной скамейке. Она находилась посередине. Стоявшие сзади положили руки на плечи сидевших. Вексфорд насчитал двенадцать лиц. Снимок Дайаны Стивенс был очень четким и резким, и сходство, даже после стольких лет, было хорошо видно. Старший инспектор восстановил в памяти лицо, которое увидел на сырой земле, затем с вновь пробудившимся любопытством уставился на это, освещенное солнцем. Остальные улыбались, но лицо Маргарет Годфри было равнодушно-спокойным. Очень высокий белый лоб, большие бесстрастные глаза. Губы ее были сомкнуты в чуть заметной улыбке, и она смотрела в камеру, как Джоконда с картины Леонардо.