Дэн Симмонс - Пятое сердце

Адамс, возможно, еле заметно кивнул.

– Я уговорил Джона Хэя и Кэбота Лоджа сдвинуть посещение Колумбовой выставки примерно на две недели, к самому дню открытия. Они прибудут на личном поезде за день или за два до первого мая, – сказал Холмс. – А личная яхта сенатора Камерона примерно в то же время должна встать на якорь недалеко от выставочного причала.

– Моя поездка на злосчастную выставку поможет разоблачить убийцу Кловер и предать его или ее правосудию? – спросил Адамс.

– Да.

– Тогда я поеду с Камероном, Хэем, Лоджами и остальными. Хотя я был на Филадельфийской Всемирной выставке, и это скука смертная.

Холмс позволил себе улыбнуться.

Когда он собрался уходить, Адамс схватил его руку и сказал:

– Но зачем было убивать Кловер? Кто мог желать зла этой остроумной, печальной, одинокой, прелестной женщине?

Холмс уселся обратно в кресло и со вздохом вытащил из внутреннего пиджачного кармана маленький голубой конверт, перевязанный голубой лентой. Письмо было вскрыто. Холмс вытащил листок и повернул к Адамсу, чтобы тот, надев очки, прочитал через стол рукописный текст.

Генри Адамс минуту читал свой собственный почерк, затем со сдавленным криком рванулся к письму.

– Нет, – ответил Холмс, складывая и убирая письмо обратно в карман. – Я не позволю вам разорвать его, как вы разорвали карточку.

– Это моя собственность! – рявкнул коротышка-историк.

Холмс кивнул:

– Юридически да, сэр. Хотя письмо и находилось в собственности другого лица.

– Почему Лиззи… почему вы… почему она дала вам это в высшей степени личное письмо? Величайшее из моих безумств?

– Она не давала его мне, – ответил Холмс. – И даже не знает, что оно у меня. Мне пришлось его временно позаимствовать. Когда мое расследование закончится, я верну письмо в тайник, где оно хранилось.

– Расследование … – презрительно прошипел Адамс. – Читать чужие письма самого личного свойства… Забираться по ночам в будуары… Красть…

– Заверяю вас, что верну его в ближайшие недели, – сказал Холмс. – Миссис Камерон даже не узнает, что я взял письмо из тайника. Мне просто необходимо было достоверно узнать, чем Ребекка Лорн и ее так называемый кузен Клифтон Ричардс шантажировали миссис Адамс.

– Шантажировали? – На миг показалось, что Генри Адамс разразится истерическим смехом. – В таком случае я убил Кловер Адамс. Я был причиной, альфой и омегой смерти моей ненаглядной.

– Нет, – ответил Холмс. – Для расследования загадки мне требовалось найти и прочесть это письмо, мистер Адамс, но уверяю вас, тягостная обязанность не доставила мне удовольствия. И я не нашел ничего предосудительного. Всего лишь слова глубоко несчастного человека, практически оставленного женой, которая целиком отдалась своей меланхолии даже не месяцы, а многие годы назад… полуночное любовное письмо другой женщине, которую он давно знал и чтил. Это было безумие, мистер Адамс, но исключительно человеческое и понятное.

– Мы были у Камеронов вечером четвертого декабря. – Адамс говорил как загипнотизированный, глядя в пустоту. – За два дня до того, как Кловер… до ее смерти. Лиззи болела, а Кловер как-то особенно за нее тревожилась. Она знала… мы все знали… что главная причина болезни – несчастливое замужество Лиззи. В тот вечер мы взяли с собой Ребекку Лорн… помню, было тепло, будто и не декабрь. Чтобы подбодрить Лиззи, Кловер купила большой букет желтых нуазетовых роз «Маршал Ниель», и они с Ребеккой отнесли розы в спальню больной. Вы знаете язык цветов, мистер Холмс?

– Лишь отчасти.

Адамс невесело улыбнулся:

– На языке цветов, столь популярном в наши дни, желтые розы означают: «Принадлежу тебе сердцем и душой». Вот что Кловер сказала Лиззи Камерон за двое суток до своей смерти.

– Это было послание для вас, – тихо заметил Холмс.

Адамс мотнул головой:

– Нет. Если Кловер знала про… про мое безумное послание Лиззи, написанное в июле, – он указал на карман Холмса, – и умоляла ответить, правда ли оно существует… если Ребекка Лорн терзала ее разговорами об этом письме… или даже просто намеками… и если Лиззи не стала отрицать…

Холмс, протянув руку через стол, легонько стиснул локоть Адамса:

– Не позволяйте своему воображению вас обманывать. Вы знаете доброе сердце Кловер. Ее послание на языке цветов, обращенное к больной подруге, скорее всего, выражало всего лишь любовь и ласку.

Впрочем, Холмс знал, что в тот вечер между женщинами произошло неприятное объяснение. Кловер спросила у Лиззи Камерон, действительно ли та получила такое письмо от «моего Генри». Лиззи была больна, не в духе, и хотя высмеяла самую мысль, отрицать впрямую тоже не стала и даже поддразнила Кловер и Ребекку Лорн, что те хотят увидеть «подобный презанятный документ». Холмс знал о разговоре, поскольку не только нашел письмо, приколотое с нижней стороны к ящику туалетного стола, но и позаимствовал личный дневник Лиззи за 1885 год на время, достаточное, чтобы прочесть записи за начало декабря. Дневник был уже возвращен на место – с немалым риском для лица, исполнившего поручение Холмса, а вот июльское письмо, как и другие письма, добытые в других домах теми же грязными методами, Холмс оставил при себе до окончательной развязки нынешних событий.