Александр Трапезников - Мышеловка

Где-то неподалеку, кажется на кухне, тихо звякнул стакан и кто-то кашлянул.

— Давайте поглядим, — предложил доктор, — не ожил ли наш мертвец? Такое иногда случается в медицинской практике. Редко, но бывает.

Мы прошли по коридору и отворили дверь на кухню. За столиком сидел Мишка-Стрелец. В одной руке он держал стакан, в другой — вилку с нацепленным на нее огурцом. Рожа его была вытерта от крови, а разноцветные глаза нагло косились на нас.

— Заходите, чего встали? — нахально произнес он, пододвинувшись на скамье. Потом опрокинул в себя водку и захрустел огурцом. — Меня спасла хорошая закуска и выпивка. Угодил, хозяин, слов нет.

— Забыл вас предупредить, Вадим Евгеньевич, — сказал доктор Мендлев, протирая стекла очков. — Наш местный идиот, которого мы имеем честь наблюдать перед собой, большой любитель на подобные фокусы. Особенно с приезжими. Здесь-то его штучки хорошо знают… Когда же вам это надоест, Михаил Евграфович?

— А чё? Весело же. А то живем скучно, как в тине. Дай, думаю, развеселю нашего московского гостя. Будет что вспомнить, когда в столицу вернется.

Я опустился рядом с ним на скамью. Подумал. Потом встал, ухватил Мишку-Стрельца за шиворот и потащил к двери.

— Эй!.. Эй!.. Я еще за ваше здоровье не выпил!.. — забарахтался он. — Слышь, хозяин, положи на место…

— Да оставьте вы его, — вмешался доктор Мендлев. — Ну чего теперь, право… Пусть выпьет.

— Ладно, — сказал я, отпуская его. — Один — ноль в твою пользу. Поздравляю.

Мишка-Стрелец заулыбался.

— Вот так-то лучше… А то — сразу по мордасам! Юмор надо иметь, юмор. С ним жить пользительней.

— Это верно, — согласился и доктор Мендлев. — Только не такой черный. Когда-нибудь тебя в самом деле зарежут.

— Ну и пусть! Я уж достаточно погулял. Водку будете?

Мы переглянулись с доктором Мендлевым и кивнули.

Мишка-Стрелец еще больше расцвел, чувствуя себя, должно быть, хозяином положения, центром внимания, этаким пупом земли, вернее, поселка Полыньи. Он налил водки, болтая и подхихикивая, пока я не прервал его фразой:

— Значит, ты врал насчет того, что говорил мне у башни?

— Почему же? — ответил он, несколько смутившись. — Я и в самом деле кое-чего знаю. Насчет твоего деда.

Я заметил, как насторожился сидящий напротив меня доктор Мендлев. Но теперь уже было поздно останавливаться.

— Ты знаешь, кто его убил?

— Не гони так… Давай-ка еще выпьем да закусим.

Но у меня уже заканчивалось терпение. Я отобрал у Мишки стакан и сказал:

— Пока не выложишь все — не получишь.

— Я могу и из горла…

Пришлось спрятать и бутылку.

— Говори.

— Ну ладно, ладно. Значит, так. Стояла лунная апрельская ночь… Звезды сияли, как маленькие алмазы, а в воздухе разносился аромат дорогих духов…

— Укоротись, поэт хренов. Ближе к телу.

— Вот я о теле и толкую. Я стоял на верхотуре своей башни… чего-то спать не хотелось.

— Алкогольная бессонница, — вставил доктор Мендлев.

— Пусть. Ладно, стою. Смотрю вокруг. Вдруг вижу: двое тащат к озеру что-то тяжелое, какой-то мешок. Положили его в лодку и поплыли… Потом, где-то на середине озера, вытряхнули это из мешка, оно еще булькнуло здорово, и вернулись обратно к берегу. И разошлись. А на следующее утро на берегу нашли одежду твоего деда. А самого его больше никто живым не видел. Вот, собственно, и все. Давай водку.

— А ты не разглядел их, этих двоих «носильщиков»?

— Да далековато было… Хотя…

— Ну-ну, рожай. — Я повертел перед его носом бутылкой.

— Один из них был вроде бы в форме такой пятнистой. Камуфляжной. А второй… и по фигуре, и по всему… походил на нашего… — Мишка-Стрелец выдержал паузу, прежде чем закончить: — Петра Громыхайлова. Милиционера.

— Вот так так! — щелкнул пальцами доктор Мендлев, а я откинулся на спинку стула. Конечно, слова Мишки-Стрельца еще не доказательство: он мог спьяну и ошибиться, да и в воду могли сбросить не труп, а, например, что-то другое… Но под покровом ночи, втайне от всех? Странно… И одежда на берегу…

— Почему же ты ничего не рассказал следователю? — спросил я, наливая ему в стакан.

— Ага! Сейчас. Ты знаешь, кто следствие вел? Дружок Громыхайлова из города. Только бы я рот открыл — меня бы вмиг с башни и сбросили. Ищи дурака!

— Логично. А чего же сейчас разговорился?

— Так надоело молчать, в себе таить. Да и ты вроде человек неплохой. Может, распутаешь этот узелок. Я ведь твоего деда уважал. Жалко его. — Он даже всхлипнул от избытка чувств.